Слава Богу за то, что ещё одному его сыну стало хоть на время, как говаривал Сталин, «жить гораздо сытней, а стало быть, веселей!» Да и раны затягивались на нём как на собаке, настолько быстро, что уже спустя какую-то неделю ночных марш-бросков он мог свободно ступать на порезанную ногу. Таким образом, он, закалившись в пути и сбросив почти все остатки подкожного жира, явно поубавил в живом весе. Человек ко всему привыкает, и, стало быть, наш герой не стал тому исключением. Обычно он шёл по ночам из-за холода, который не давал уснуть. Зато где-то ближе к полудню, когда бравые поляки уходили обедать, он, набив свою утробу свежей партией клубники, заваливался спать до вечера, в первом попавшемся леске. Тем более что ночью идти по пустынным дорогам было куда легче и приятнее: ему не нужно было видеть людей, глотать пыль, слышать пронзительные гудки мимо проносившихся автомобилей. И ночью его не спрашивали местные насчёт того: «Мает пан злато чи ни?» На подходе к Кракову наш путник зашёл в первый попавшийся ему на глаза костёл, ибо ему уже полюбилось отдыхать в тиши и прохладе церковных сооружений. Присев в уголке на скамеечку, он мог вздремнуть под неторопливую и убаюкивающую музыку, исходящую из невидимого органа. Иногда за счёт Бога ему удавалось пополнить свои продовольственные запасы тем, что «тот ему посылал», но такого счастья, как в самый первый раз, ему больше не перепадало.
Доподлинно известно, что не хлебом единым жив человек, и на этот раз путнику вдруг пронзительно захотелось простого человеческого общения, и, не успев выйти из храма, блудной сын наткнулся на молодого поляка, одетого в длинную рясу. Этот молодой пан был примерно его возраста, поэтому было забавно понаблюдать за тем, как молодой батюшка умеет правильно себя держать: спинка ровно поставлена, плечики расправлены, и шейка в лёгком прогибе, ну а про личико и губы, на которых ещё и молоко не обсохло, вообще ничего дурного не скажешь. Особенно восхищали его большие миндалевидные глаза с кротким взглядом, что будь наш путешественник иконописцем, то немедленно написал бы с него картину маслом «Вознесение Христа». Не зная, с чего начать разговор, Борис вспомнил сцену из фильма «Овод», где к служителям культа обращались «падре». Не торопясь, блудный сын подошёл вплотную к этому восхитительному иноку и с совершенно серьёзным выражением лица выпалил: «Падре! Я грешен, и вся жизнь моя греховная, как череда одних лишь прегрешений!» При этом он смиренно опустил свою солнцем опалённую голову, потупив взгляд. На что польский батюшка с сильным акцентом, но вполне на сносном русском языке, повернувшись к грешнику, сказал замечательные слова: «Тебе надо покушать, сын мой, а то у тебя не останется сил на новые грехи, чтобы однажды за всё покаяться!» Такого ответа из уст служителя церкви наш герой не ожидал и сразу же проникся к нему уважением, отметив про себя: «Из этого инока может выйти настоящий священник!» По дороге к столовой выяснилось, что батюшка ещё «не волшебник», но только учится этому ремеслу в местной семинарии. Так, болтая обо всём и ни о чём, молодые люди дошли до столовой, что имелась при здании общежития, где и проживал местные бурсаки.