Приключение русских в Иностранном легионе и на Лазурных берегах

Отрадно отметить то, что практически каждый поляк, к которому обращался Борис с тем или иным вопросом, прекрасно говорил на великом и могучем русском языке, и тот дед, что сидел на скамейке около своей мазанки, не стал исключением из правил. Более того, он оказался бывшим соотечественником, который, побывав в плену у фашистов, так и остался жить у одной доброй польки, а теперь, овдовев, коротал свой век в горах в полном одиночестве. Впервые за многие дни своего путешествия Борис увидел своё отражение в зеркале и узнал, что прошло целых две недели с тех пор, как он ринулся в эту авантюру. Дед поведал ему, что курортный городок Завойя, уютно разместившийся у подножия Бабьей горы, славится не только рассказами о нечистой силе, но и о своём постояльце по фамилии Ленин, что когда-то проживал в этих местах. И впервые Борис не только вкусно отобедал у старика, но в беседе с ним уточнил свой план незаконного перехода местной государственной границы. Обойти этот курортный городишко не представлялось возможным, поэтому его можно было только пересечь вдоль оврага, по обе стороны которого расположились весьма солидные жилые постройки. Дедушка чуть было не умолял его остаться и ещё погостить у него, но Борис, отведав настоящего борща, собрался в путь, ибо жаждал следующей ночью штурмовать государственную границу Польши. На дорогу старик насыпал ему пару килограммов местных макарон и дал купюру в сто чешских крон. Этим он до глубины души растрогал нашего героя. Он, не скрывая своих слёз, распрощался со старцем, чтобы больше никогда в своей жизни не увидеться с ним.

Нарушитель государственной границы решил, что поляки в массе своей истинные католики, и, стало быть, их пограничники не станут по ночам шастать около «Чёртовой Горы», и это место будет удачным для пересечения границы. За последние две недели окончательно оправившись от прежних травм, он, будучи в хорошем настроении, подошёл к курортному городишку, и в его воображении советского человека невольно нарисовались: полоса заграждения из колючей проволоки, вооружённые до зубов охранники, натасканные овчарки и прочие страхи. Спустившись на дно оврага, лазутчик для маскировки сплёл себе на голову венок из веток берёзы и стал ползти в сторону видневшихся гор. Оказалось, что этот глубокий овраг был своего рода канализацией для сточных вод этого городка и вдобавок местом сброса бытового мусора. В тот момент, когда путник, чуть ли не по колено утопая в чёрной зловонной жиже, пробирался сквозь чащу крапивы, ему на голову сверху кто-то ссыпал несколько вёдер картофельной кожуры и прочих продовольственных отходов. Судя по запахам, которые доносились сверху, там располагался ресторан, и это всё выводило лазутчика из себя. Он чувствовал себя изгоем, а в это самое время, поляки и их заграничные гости, сидя в удобных плетёных креслах на просторной веранде, не спеша вкушают всякие алкогольные напитки и беседуют, даже не подозревая о том, что под ними ползёт в сторону государственной границы настоящий советский шпион! Терпения у него хватило ровно до следующего случая, когда на его голову сбросили отходы рыбного производства. Он, забыв про все правила конспирации, взвыл и стал карабкаться наверх, по почти отвесной стене оврага. Несколько раз он съезжал обратно на дно, плюхаясь прямо в сточные воды, но, снова цепляясь за какую-то растительность, измазавшись с ног до головы в чёрной жиже и в красной глине, наконец-то вышел на поверхность. Диким взглядом посмотрев на посетителей рыбного ресторанчика, советский шпион прорычал как приветствие: «Где граница?» На что те, даже не интересуясь: «Сталин – курва чи ни?», единодушно хором ответили: «Ходи просто, пан!» И он, смахнув резким движением со своей головы на землю свой берёзовый венок с костяками запутавшейся в его волосах рыбёшки, неловко потопал в указанном ему направлении.