Приключение жизни Виктора Ивановича Мочульского, описанное им самим

В Nadorschie прямо посреди лагеря у меня украли лошадь, которую я купил ещё в Седлеце вместе с бричкой. То была маленькая, невзрачная крестьянская кобыла. Она стояла вместе с пятью другими, гораздо более дорогими лошадьми у одних яслей. Но вор решил стащить именно её. Позднее я узнал, что мою кобылу отвели тому самому еврею из Седлеца, который продал мне её в начале кампании. Сделано же это было потому, что он весьма ценил выносливость и силу своей лошади и считал её особенно подходящей для перевозок контрабанды.

Всеобщий ропот в войсках и неизменное упорство графа Толя поколебали, наконец, нерешительность фельдмаршала и мы повернули на Варшаву. Разведчики провели рекогносцировку укреплений города, и, кроме того, все офицеры, состоящие при генеральном штабе, были созваны, и те из них, кто ранее жил в польской столице рассказали всё, что помнили о её зданиях.

Дозорные с вражеских шанцев уже настолько привыкли к нашим объездам, что однажды даже не сочли нужным стрелять в нас, и мы смогли подъехать к укреплениям очень близко. Но на ночь нам не удалось вернуться в штаб-квартиру, и мы были вынуждены искать пристанища около самых форпостов, что было не слишком заманчивым. Потому некоторые из наших товарищей задумали провести ночь в деревне немецких колонистов, которая лежала вдалеке от наших передовых караулов. Однако эти колонисты отказались дать нам приют, потому что селение было видно из Варшавы как на ладони. Поляки могли быстро добраться туда и, пользуясь неожиданностью своего вторжения, поставить под угрозу существование колонии.

Наконец один хозяин решился дать нам, казакам и лошадям приют в амбаре, где мы приготовили себе ужин, поели и удобнейшим образом заснули на мягком сене. Когда мы проснулись, солнце уже давно встало. Проповедник с искажённым от ужаса лицом отпер нам двери сарая. Оказывается, ночью поляки предприняли из Варшавы вылазку, прошли через деревню колонистов и оттеснили наши форпосты на много вёрст назад. Затем, дойдя до самого авангарда русских войск, они повернули назад и вновь прошли через нашу деревню. Всё это мы проспали и пробудились только тогда, когда канонада была уже далеко позади нас.

Наконец был отдан приказ идти на штурм варшавских укреплений. Паскевич очень волновался. Когда до нас дошло известие о взятии первого маленького вала, он бросился обнимать стоявших рядом генералов, в том числе и графа Толя. В полдень повсюду разнёсся слух о том, что начат штурм Воли, самого важного из укреплённых предместий Варшавы. Паскевич несколько раз перекрестился, будто молясь. Когда же Воля была захвачена, разразилось всеобщее ликование. Фельдмаршал со всеми нами поскакал туда. На повороте дороги нас встретил пушечный залп, от испуга некоторые лошади сбросили своих седоков. Мы приехали в Волю как раз когда Высоцкий[10] со своей батареей попытался достигнуть крепости, но был от неё отрезан и пленён. Оставшиеся в живых защитники Воли, среди которых был и не желавший отступать старый генерал Совинский, бросились в церковь, и начали стрелять по нашим солдатам из-за алтаря. Этим храбрым людям крикнули: «Сдавайтесь!» Но они ответили новым залпом, и их закололи штыками.

Основная задача была выполнена, но нам предстояло преодолеть ещё мощную, укреплённую многочисленными пушками стену Варшавы. К тому же, никто не знал числа защитников крепости и того, действительно ли один из корпусов восставших разошёлся по домам. Потому в этот день мы ограничились достигнутым. Вечером обе стороны дали только несколько пушечных залпов, чем и были удовлетворены.

Поляки захотели начать переговоры, и в одном строеньице, расположенном на дороге, между фельдмаршалом и их диктатором Круковецким состоялась встреча. Паскевич вёл себя очень нерешительно, и тот разговор окончился ничем. Полякам дали время на размышление – до двух часов дня, после чего военные действия должны были возобновиться. Пробило час, два – но никакого ответа не последовало. Неожиданно раздался рёв, будто из тысячи глоток: наша артиллерия, выстроенная в линию напротив городской стены, начала стрелять; огонь вёлся мощными залпами, поляки отвечали тем же. Паскевич был контужен и увезён в лазарет. Командование взял на себя граф Толь. В тот момент из Варшавы выехал парламентёр, который потребовал отвести себя к фельдмаршалу. Толь, изначально бывший против всяких переговоров, послал навстречу ему генерала Берга, с предписанием как можно дольше разъезжать с посланцем в любых направлениях, исключая то, которое вело к фельдмаршалу. Тем временем наши войска приступили к штурму городского вала и его ворот.