Пока врач промывал ссадины и перебинтовывал грудь старым полотенцем, Минчев обдумывал, не спросить ли у него о проходах через Балканы. Не доводилось ли ему самому преодолевать их? Полковник Артамонов просил Йордана присмотреть опытного проводника в горы, но как начать разговор, чтобы не выдать себя первым же словом?
— Доктор, а Балканы в этих местах перейти можно? — осторожно начал он. — Ну, не один там человек, а много людей? И не пешком, а на конях, да еще с большим грузом?
— А почему бы и нет? — оживился доктор. — В двести пятидесятом году после рождества Христова семьдесят тысяч готтов прошли Шипкинским проходом, напали на римское войско у нашей Стара Загоры и изрядно его потрепали; римский император Деций так, кажется, и не собрал его потом.
— А позднее?
— И позднее переходили, — быстро ответил доктор. — Например, в 1190 году византийский император Исаак Ангел. Правда, его при переходе через Среднюю гору сильно побили наши предки — болгары. Многими годами позже, лет двести подряд, проход напоминал оживленную ярмарку: по нему везли товары в нашу Древнюю столицу Тырново.
— А еще позднее? — с нетерпением спросил Минчев, понявший, что доктор хорошо знает болгарскую историю и может привести не один десяток случаев, относящихся к древним и средним векам. А ему нужно знать о новом времени. И не по слухам, их ходило много в округе, от обыкновенных до фантастических; жаль, что сам Йордан не попытал счастья проникнуть на Балканы разными проходами, опасными и безопасными; привычными и объезженными он путешествовал, других остерегался — тогда не было надобности подвергать себя шальному риску.
— В 1810 году отряд князя Вяземского, преодолев горы, занял Габрово и Тырново, но, к нашей беде, ненадолго, — сказал доктор.
— А вам лично не доводилось перебираться на ту сторону Балкан? — с надеждой спросил Минчев.
— Мне лично не доводилось, но такие были, — ответил доктор.
— И вы их знаете? — вскочил с места Минчев.
Доктор положил ему на плечо руку и усадил в кресло.
— Если вы будете делать такие резкие движения, — сказал он, — ваше ребро никогда не срастется. — Внимательно посмотрел на своего пациента. Он, видно, стал догадываться, зачем это Минчеву понадобилось искать проходы для доставки больших грузов в такое неспокойное время, тон его стал деловым и сдержанным: — Запомните, это я слышал от болгар и от турок: лучшими проходами считаются Шипкинский и два Еленинских, через Твардицу и на Сливен; самыми трудными — на Яксыли и на Хаинкиой. Особенно труден последний. Турки, как вы знаете, верят в приметы. У них есть предание, что много столетий назад по Хаинкиойскому проходу двигалась огромная турецкая армия, что аллах по какой-то причине возгневался на правоверных и в этом походе загубил всех. Турки называют этот проход ущельем Хама и убеждены, что всякий, осмелившийся пройти этим ущельем, будет наказан аллахом и домой не возвратится.
— Но у нас другой бог, мы аллаху не подвластны! — усмехнулся Йордан, потирая худощавый, заросший жесткими волосами подбородок.
— Это верно, — согласился доктор, — но и болгары весьма нелестно отзываются об этом проходе. Лично я не слышал ни одного доброго слова про Хаинкиой.
— Выбирать проходы — не мое дело, — проговорил Минчев, не желавший делиться с доктором своими сокровенными планами. — Выберет кто-то другой. — Он уточнил. — И для меня. Чтобы легче перебраться на ту сторону.
— А вам-то зачем? — искренне удивился доктор. — Вы же не турок, чтобы спасаться от русских?
— Надо, доктор, надо, — промолвил Минчев, не подыскав другого ответа.
— Если надо, значит, надо, — сказал доктор, окончательно сообразивший, что за человек сидит сейчас перед ним. — Значит, вам нужен опытный и верный вожатый, который мог бы перейти Балканы и провести за собой тысячи? Пеших и конных? Так?
— Так, — ответил Минчев.
— На краю села, с правой стороны, живет такой человек: он на своей двухколесной арбе изъездил Балканы вдоль и поперек. Вот к нему и наведайтесь!
Доктор отказался от платы за оказанную помощь; он вывел Минчева на крылечко и показал, где живет болгарин-путешественник, знавший каждую тропу на Балканах. Йордан пришел к его дому и постучал в дверь. Встретил его сам хозяин: небритый, большеусый, сухопарый, с маленькими, настороженными глазками. Одет он по-домашнему в длинный и полинялый халат, на ногах рваные, запятнанные опанцы. С первой же минуты он показался Минчеву злым и нелюдимым. Сесть не предложил; посмотрел на него косо, буркнул себе под нос: «что угодно» и отвел глаза от незнакомца. Когда Минчев сообщил, что ему нужен человек, знающий все проходы через Балканы, он насторожился еще больше.
Минчев решил действовать в открытую. На это его подтолкнули старые литографии, висевшие в красном углу по соседству с иконами: эпизоды из Крымской войны и портреты русских генералов, отличившихся в тех жарких делах, — друг турок такое у себя не повесит!..
— Нужно срочно провести русскую армию! — решительно объявил он.
— А кто ты такой будешь, что за них хлопочешь? — низким голосом допрашивал крестьянин.