В зарослях истегека хрустнуло под копытом. Нурмолды взглянул вниз — человеческий скелет. Один, другой, третий — много. Ринулся саврасый. Провалилась передняя нога в грудную клетку, как в капкан, в испуге рванулся конь, стряхнул ее, костяным шаром отлетел, покатился череп. Взлетел, как гнездо, и повис на кусте овчинный ком казацкой шапки.
Саврасый обошел полевую пушку. Она лежала со снятыми колесами, в вырезах ее лафета торчали кусты полыни. Нурмолды остановил коня, огляделся. Понял, что не память виновата: замаскирован колодец. Слез с коня, покружил, отыскал знакомую низинку. Разбросал слежавшиеся пласты перекати-поля — открылась низкая каменная головка колодца. Нурмолды напоил коня, наполнил чайник, сказал Хакиму:
— Я за топливом.
В низинке возле свежей ямы темнел холмик. Нурмолды отбросил ногой запорошенные сухой глиной тряпки и бараньи шкуры, разворошил его. Здесь были части конской амуниции, маузеры в кобурах, шинельные и поясные ремни, патронные сумки, запасные части к пулеметам и винтовкам, патронташи, жестянки со смазкой, брикеты пороха, шашки с бронзовыми рукоятями. Нурмолды зажал ножны между коленей, потянул за рукоять обеими руками, вытащил шашку. Она была в свое время обильно смазана, ржавчина окрасила лишь режущую кромку лезвия и густо запеклась возле рукоятки.
Нурмолды свалил оружие в яму, кое-как забросал землей. Оставил себе одну шашку.
Он наломал саксаула на костер и уже возвращался к колодцу, когда услышал крики.
Возле колодца стояли лошади. Крепкий сутулый человек бил ногами Хакима. Второй, длинный, в колпаке, топтался рядом.
— Туркменский выродок! — кричал сутулый. — Выследил? За нашим оружием приехал? Мы зароем тебя в ту яму!
— Не трогайте! — подскочил Нурмолды.
Длинный отпрянул, испуганный блеском шашки. Сутулый богатырь ударом ноги сбил Нурмолды. Нурмолды упал на спину, выронил шашку и ветки.
— Ну, туркменский пес, — проговорил сутулый, отогнул полу бешмета, достал маузер. — Мы тебя сюда не звали.
— Я адаевец, — быстро сказал Нурмолды.
Второй, в колпаке, отвел руку богатыря.
— Я адаевец, мой отец Утеген из родового ответвления Бегей. Я еду из города! Я ликбез! — выкрикнул Нурмолды.
— Утеген? Ха! — усмехнулся сутулый. — Наши имена знает!
Нурмолды назвал имена деда, прадеда, братьев деда.
Адаевцы переглянулись.
— Это ты сбросил оружие в яму? Присвоить хотел, спрятать? — хмуро спросил сутулый.
— А вы, выходит, его закопали? — ответил Нурмолды, поднимаясь.
— Закопали! Чтоб паршивые щенки, отщепенцы вроде тебя, не собрали этих винтовок и не отдали нашим врагам.
— Это каким же врагам?
— Счастья у адаев нет, а врагов много... — примиряюще отозвался человек в войлочном колпаке. — Мы не пустим к себе русских, не дадим ни одной овцы. Мы накажем туркмен, отбросим их в пески. Мы заставим каракалпаков и хивинцев бояться нас. Скелеты остаются от тех, кто является в адаевские пустыни без нашего согласия! Мы завалим колодцы... Да что завалим, мы их просто прикроем кустарником — и будем как в крепости.
— Я отыскал колодец в здешнем урочище, — оказал Нурмолды. — Отыщу в соседнем. Я везу адаям учебники...
Длинный шикнул, оглянулся, повертел головой:
— Слава аллаху, Кежек не слышал тебя... Что везешь? Книги? А эта палка? Карта называется? Что ж, будь здоров, сынок, да будет дорога твоя благополучной.
Длинный, так и не назвавшись, надел свой колпак и отправился к своему спутнику, стал ему помогать упаковывать казацкое снаряжение.
3
Нурмолды не спешил в дорогу — Хаким спал, и надо было отдохнуть саврасому. Хоть и весит Хаким не больше подростка, а все конь двоих везет... Нурмолды положил под голову седло, закрыл глаза. Услышал шорох травы под ногами. Голос сутулого Кежека произнес: «А ну вставай!»
Нурмолды открыл глаза. Сутулый Кежек стоял над ним с пеньковой веревкой, купленной Нурмолды на базаре в городе вместе с брезентовым ведром. Нурмолды поднялся недоумевая. Кежек растянул веревку в своих огромных ручищах, петлей набросил ее на Нурмолды, притянул руки к бокам. Толкнул его, спеленатого. Нурмолды упал, ударился о землю лицом.
Караван тронулся. Нурмолды катался по земле, кричал:
— Верните лошадь! Хаким больной!
Крики его разбудили Хакима. Он поднял, лохматую голову, вскочил, кинулся за караваном, настиг его. Увернулся от плетки Кежека, прыгнул, вцепился в длинного, стянул с седла. Нурмолды попытался встать на йоги, но опрокинулся на спину. Он не видел, как Кежек соскочил с коня, как выдернул маузер из-под пояса. Услышал хлопок выстрела.
...Когда ему наконец удалось высвободиться, караван исчез за увалом. Могилу Нурмолды вырыл ножом. Забросал тело Хакима сухими гипсовыми комками.
Понял Нурмолды: не случайно Хаким кинулся на длинного — главным был он. Утром стянул веревкой тюк с учебным имуществом, взвалил на плечи...
В синих вечерних холмах Нурмолды увидел двугорбого верблюда — бактриана. Он сбросил было тюк и побежал, но в страхе потерять свою поклажу (зачем он здесь, на Устюрте, без азбуки, тетрадей?) вернулся, а когда взвалил тюк на себя и огляделся, верблюд исчез.