Приключения, 1988

— Не без того. Оборону держим. Вот так. Но помни, — сурово предупреждает Хромой. — Меня нигде не называй. Мало кто тебе встретится.

— Знаю.

— Приходи завтра вечером, как стемнеет. Но до шести. Может, чего уже буду знать. Один человек утречком должен ко мне заскочить.

— Ладно, — киваю я и смотрю на часы. — Пойду пока.

Я жму Хромому руку и выхожу на темную и пустынную набережную. С шумом ухают где-то рядом невидимые волны, с рокотом откатываются и снова бьют в каменную стенку набережной.

Я еще толком не успеваю сориентироваться, в какую сторону мне следует идти, как вдруг возле меня внезапно возникают из темноты несколько парней.

— У Хромого был? — угрожающе спрашивает один из них.

— Ну, был, — отвечаю я. — Он и в самом деле хромой.

— Зачем приходил?

— Да вот хотел узнать, не шьет ли ботинки, а он только старые чинит.

— Заливаешь, — зло смеется другой парень за моим плечом. — Такие лбы за этим к Хромому не ходят. Лучше говори так, пока ежиком не пощупали. Зачем он дверь запер, а? Чтобы примерять не мешали?

И парни довольно гогочут. Их, кажется, четверо или пятеро. Многовато. К сожалению, я не могу как следует разглядеть их лиц. Впрочем, и они меня тоже, значит, не разглядят и не запомнят. Вот только по росту смогут узнать. Довелось же так вымахать, черт возьми! Сыщик ничем не должен бросаться в глаза. А я... Впрочем, один из парней, кажется, под стать мне.

— Ну, топай на первый раз, — решает наконец кто-то из них, — второй раз, гляди, не попадайся. В море кинем.

И вся компания тут же растворяется в темноте, словно ее и не было...

В управление я прихожу с опозданием. Но Давуд меня ждет. Я подробно рассказываю о том, что сообщил мне Хромой, о неприятной встрече на набережной и о всех своих соображениях по этому поводу. Давуд со мной согласен. Мы решаем, что Хромого следует предупредить. И пусть он нам расскажет, что тут к чему, и пусть доверится нам. Мы все-таки кое в чем поопытней его.

Остаток вечера мы с Давудом проводим у меня в гостинице, ужинаем вместе и составляем подробный план на завтра.

Утром, однако, выясняется, что план придется менять. Третий, самый, очевидно, интересный из Ермаковых, Иван Спиридонович, директор плодоовощной базы, заболел и три дня как находится в больнице. Так что со знакомством придется повременить.

В этот день я отправляюсь к матери и сестре Лехи и от них узнаю немало подробностей, например, о том, что сестра Лехи была замужем и развелась. Работает бухгалтером в магазине, где директором был Семанский, а теперь некий Георгий Иванович Шпринц. Обе женщины, и мать и сестра, о судьбе Лехи, конечно, ничего не знают.

После этой встречи я решаю побродить немного по городу. До условленного часа, когда надо идти к Хромому, время еще есть.

Так уж я устроен. Не могу без какой-либо цели бродить, не умею. Вот и сейчас. Я не спеша иду по улице и невольно перебираю в уме, куда бы зайти по дороге, кого бы еще повидать. И мне приходит в голову, что неплохо бы именно сейчас заглянуть в тот необычный магазинчик, где директором был покойный Гвимар Иванович Семанский, и познакомиться с его преемником.

Адрес магазина мне известен. Пройдя две или три улицы со светлыми, невысокими, но довольно красивыми, даже живописными домами, оградами, лестницами и скверами, в которых летом, наверное, благоухают цветы, я наконец отыскиваю среди больших и маленьких магазинов нужный мне, совсем уж скромный.

Продавщица сонно и безразлично следит за мной, даже не меняя позы, в которой она только что дремала. Я вежливо осведомляюсь:

— Георгий Иванович у себя, товарищ Шпринц?

От такого нестандартного вопроса продавщица слегка оживляется, даже поправляет прическу и, повернувшись и откашлявшись, громко кричит в какую-то дверь за прилавком:

— Георгий Иванович, к вам пришли!

И через минуту передо мной появляется маленький, тщедушный человечек, лысый, с торчащими ушами, в больших очках с сильными стеклами. Узенькое, мышиное личико его все в морщинах, под острым носом топорщатся рыжеватые усики. На нем черный сатиновый халат, под которым видны полосатая рубашка и тоже полосатый, но другого цвета галстук.

— Вы ко мне? — настороженно спрашивает Шпринц.

— Именно к вам.

— Тогда прошу, — он делает широкий жест в сторону двери, из которой появился. — Там говорить будет удобнее.

Мы проходим в темный коридорчик и тут же попадаем в маленький тесный кабинет директора.

Георгий Иванович предупредительно указывает на старенькое кресло возле своего стола.

— Тэк-с. Так чем могу служить? — спрашивает он, склонив лысую голову и глядя на меня сквозь стекла очков.

Эти огромные очки в темной тяжелой оправе словно защищают его от окружающих.

— Я из милиции, — говорю я самым миролюбивым, почти дружеским тоном. — Случилось, понимаете ли, несчастье.

— Какое еще, господи боже мой?

— Вы, конечно, знали Гвимара Ивановича?

— Еще бы! И знал, и, так сказать, знаю. Честнейший...

— Погиб.

— Что-о?!

Шпринц даже подскакивает в своем кресле.

— Убит?! За что?!

— Вот это меня к вам и привело.