Приключения

разумения, и ты знаешь, что твои убеждения уже на¬ влекли на тебя недовольство. Невежды и люди низшего класса для государства —^ все равно что дети, и их долг —* повиноваться, а не возражать. Так в чем же дело? — Не таков я, синьор, как вы думаете* Я привык к нужде и бедности и удовлетворяюсь малым. Сенат — мой хозяин, и потому я его уважаю; но ведь и рыбак может чувствовать так же, как и дож. — Ну вот, опять! Уж очень ты многого хочешь! Ты говоришь о своих чувствах при всяком удобном случае, словно это главная забота в жизни. — Для меня это так и есть, синьор! Правда, я боль¬ шей частью думаю о своих собственных нуждах, но не забываю и о бедах тех, кого я уважаю. Когда ваша моло¬ дая и прекрасная дочь была призвана богом на небеса, я страдал так,, как если бы умер мой собственный ребенок. Но, как вы хорошо знаете, синьор, богу не угодно было избавить и меня от боли подобных утрат. — Ты добрый человек, Антонио, — ответил сенатор, делая вид, что украдкой смахивает слезу. ^ Для твоего сословия ты честный и гордый человек! — Та, что вскормила нас с вами, синьор, часто гово¬ рила мне, что мой долг—любить как родную вашу бла¬ городную семью, которую она помогла вырастить. Я не ставлю себе в заслугу такую любовь, это дар божий, но именно поэтому государство не должно шутить ею. — Снова государство? Говори, в чем дело. — Вам известна история моей скромной жизни, синь¬ ор. Мне не нужно говорить вам о моих сыновьях, кото¬ рых богу сначала угодно было, по милости девы Марии и святого Антония, даровать мне, а потом так же взять их к себе одного за другим. -- Да, ты познал горе, бедный Антонио. Я хорошо помню, как ты страдал. — Одень, синьор; смерть пяти славных, честных сы¬ новей! Такой удар исторгнет стон даже из утеса. Но я всегда смирялся и не роптал на бога. — Ты достойный человек, рыбак! Сам дож мог бы по¬ завидовать твоему смирению. Но иногда бывает легче пе¬ ренести утрату ребенка, чем видеть его жизнь, Антонио! ^ Синьор, если мои мальчики и причиняли мне горе, то только в тот час, когда смерть уносила* их. И даже тогда2 — старик отвернулся, стараясь скрыть волнение* == 66

я утешал себя мыслью, что там, где нет тяжкого труда, страданий и лишений, им будет лучше. Губы синьора Градениго задрожали, и он быстро про¬ шелся по комнате. — Мне помнится, Антонио, — сказал он, помнится, добрый Антонио, что я как будто заказывал молебны за упокой души всех твоих сыновей? — Да, синьор! Святой Антоний не забудет вашу доб¬ роту. Но я ошибся, говоря, что только смертью сыновья приносили мне горе. Есть еще большее горе, какого не знают богатые, — это горе быть слишком бедным, чтобы купить молитву за упокой души ребенка! Ты хочешь заказать молитву? Ни один твой сын никогда не будет страдать в царствии божием, за упокой его души всегда будет отслужен молебен. Спасибо вам, синьор, но я верю, что всё всегда к лучшему, а больше всего верю в милосердие божие. Се¬ годня я хлопочу о живых. Сочувствующий взгляд сенатора сразу стал недовер¬ чивым и подозрительным. Ты хлопочешь? — переспросил он. Я умоляю вас, синьор, спасти моего внука от службы на галерах. Они забрали мальчика — а ему еще только четырнадцать лет — и посылают воевать с нехри¬ стями, забывая о его возрасте и о зле, которое они при¬ чиняют, не думая о моих преклонных летах и одиноче¬ стве, да и вопреки справедливости — ведь его отец был убит в последнем сражении с турками. Замолчав, рыбак взглянул на окаменевшее лицо сена¬ тора, тщетно стараясь уловить впечатление, произведен¬ ное его словами. Но лицо сенатора оставалось холодным, безответным, на нем не отразились никакие человеческие чувства. Бездушие, расчет и лицемерная политика госу¬ дарства всюду, где дело касалось морской мощи респуб¬ лики, давно убили в нем все чувства. Малейший пустяк казался ему грозной опасностью, а разум его привык оставаться безучастным к любым мольбам, если это могло нарушить интересы государства или если речь шла о слу¬ жении народа республике Святого Марка. ^ Мне было бы приятнее, попроси ты меня заказать молитву или дать тебе золота, что угодно, только не это, Антонио, — -сказал он после минутного молчания, = Маль¬ чик все время был с тобой, с самого рождения?, 67