Приключения англичанина

Среди ночи вставал он с постели, в семейных трусах до колен, подходил к окну, где кроны Чертова скверика шевелились, как муравейники, а выше белело печальное балтийское небо. Антон прижимался лбом к стеклу и говорил самому себе: «Эх, Антоша».

Ну, чего тебе не хватает, спрашивал он себя. Все у тебя есть. Квартиру от завода дали? Дали. Дочка растет? Растет. Жена не изменяет? Стопроцентно. Ну, а если не очень к тебе внимательна, так ведь и не слишком требовательна, вон как других мужиков ихние бабы за пьянку пилят, а эта лежит у телевизора, и не колышет ее, когда ты домой вернешься и в каком виде. Но ведь и тоска на нее смотреть, вот в чем дело, ведь это не просто какой–то такой у нее период, нет, так она и будет жить до самой смерти, и ничего уже не изменится, ничего!

Также и на заводе все ему вдруг обрыдло: с пустыми глазами вставал к станку, повторял заученные с отрочества движения, но даже любимые сверхточные детали теперь точил равнодушно, без огонька, и все чаще ловил себя на мысли, что запросто может выкинуть совершенно немыслимый для него ранее номер: прогулять смену. Да, произошла с ним метаморфоза: он с каждым днем все больше утрачивал чувство ответственности перед семьей и коллективом. Стал выпивать, сначала после работы, а потом и на производстве. Поделился как–то раз наболевшим с корешами, не опуская даже интимных подробностей. Те советовали: «Гони ты ее, чурку узкопленочную, к едреней фене!» Советовать они были мастера.

Пробовал посещать музеи (по выходным), но робел спросить старушек–смотрительниц, что означает то или иное живописное произведение, та или иная статуя. Стоял перед «Гибелью Помпеи» – голова и ноги гудели, было душно и непонятно.

Заглянул как–то раз в районную библиотеку, попросил у надменной девицы в очках что–нибудь для души. Она, и сама–то, видать, обиженная жизнью, предложила ему книжонку про будни уголовного розыска.

Однажды с получки, приняв свои обычные двести пятьдесят, зачем–то купил книгу, которая называлась: «Биология. Пособие для поступающих в ВУЗ».

И вот эта книга открыла ему глаза! В ней было написано, что за семьдесят лет жизни человек потребляет: 50 тонн воды, 5 тонн белка, 2 тонны жира, 10 тонн углеводов, 0,2 – 0,3 тонны минеральных солей и за тот же период времени выделяет 25 550 литров мочи, 12 740 литров пота и 6 370 килограммов кала. Антона потрясла безысходная точность этих цифр, он вдруг подумал, что на плитке в колумбарии, где когда–нибудь захоронят его прах, только эти цифры и можно будет вырезать…

«Боже мой, подумал Антон, ведь вот уже прекращается развитие скелета, рост уже прекратился, а после тридцати окончательно зарастут швы в черепе, а еще через немного времени череп превратится в одну сплошную костяную покрышку. Что уж говорить о содержимом… ведь мозг человеческий в развернутом виде составляет 2,5 квадратных метра при толщине 5 миллиметров, да ведь это же парус, при помощи которого я мог бы совершать увлекательнейшие путешествия в области духа! А я вместо этого лежу здесь, на постылой постели, возле постылой жены, лежу со скомканным, как грязный носовой платок, мозгом, и приближаюсь к смерти!»

«Боже мой, боже мой, говорил себе Антон, какая безысходность, какой ужас, ведь даже и наши с Тамаркой отношения (впрочем, почему «даже», именно наши–то с нею отношения) суть не более чем поток сперматозоидов, движущихся со скоростью три миллиметра в секунду, и сколько бы я ни пытался исправить положение, раздуть потухший семейный очаг, все равно, кроме двухсот миллионов сперматозоидов при каждом акте, ничего больше уже не получится!»

Усталым и не выспавшимся выходил Антон на производство, но усталым он чувствовал себя вовсе не оттого, что, как любой среднестатистический человек, совершал во сне за счет одних лишь дыхательных движений работу, которая требуется, чтобы поднять на второй этаж груз весом 500 килограммов, нет, это думы не давали ему покоя, это напряженная мыслительная деятельность лишала его нормального сна.

Взял он привычку слоняться после работы по улицам, ну не домой же сразу идти, а с корешами выпивать наскучило. Не могли они ответить на его вопросы, да еще, пожалуй, и посмеивались над ним, пусть беззлобно, но ведь и совершенно непродуктивно, не раззадоривая и не побуждая к духовным исканиям.

И вот, значит, каким макаром оказался он в помещении городского Лектория. Вечер был морозный. Замерз Антон, по улицам–то шлендая. Увидел афишу: выступает такой–то, вход бесплатный. Вошел в зал, потирая лиловые лапищи, чтобы восстановить нормальное кровообращение, и, оторопев, воззрился на трибуну, за которой витийствовал, обращаясь к отсутствующей аудитории, человек с багряными бакенбардами и зелеными, горящими, как электрические лампочки, глазами.