Приключения барона Мюнхаузена

Не оставалось никакого сомнения в том, что обе половины моей лошади были живы, и я тотчас послал за ветеринарами и кузнецами, чтобы они сообща решили, как их соединить. Недолго думая, они решили сшить их прутьями лаврового дерева. Рана очень скоро совершенно зажила, не оставив никаких следов. Но при этом произошло нечто невероятное. Побеги пустили корни, и на теле лошади выросло большое лавровое дерево с прекрасными ветвями, образовавшими нечто вроде беседки. Таким образом, я был увенчан густым невянувшим лавровым венком и так не раз с триумфом въезжал в занятые города и крепости.

Упомяну ещё об одном случае, который произошёл после жаркого боя. Я так храбро, долго и так беспощадно дрался с неприятелем, что моя правая рука помимо воли продолжала подниматься и опускаться после битвы. Все мои усилия остановить её оказались безрезультатными, я боялся ранить себя или своих товарищей. Чтобы остановить руку, мне пришлось подвязать её, как после вывиха, и в таком положении носить в продолжение восьми дней.

Вы ещё не забыли, вероятно, моего рассказа о том, как я у всех на глазах вскочил на взбешённую лошадь и, усмирив её, заставил исполнять все мои желания. Этот мой поступок не позволит вам усомниться в том, что я намерен сейчас рассказать.

Мы осаждали город, название которого, право, уже забыл. Главнокомандующему очень важно было знать, что делается в неприятельском лагере. Проникнуть же туда не было никакой возможности, потому что нужно было пройти через все караулы, форпосты и укрепления. Осмелиться на такую вылазку никто не решался, так как никто не хотел идти на верную смерть.

Преисполненный храбрости, горя служебным рвением, я решил взяться за это дело. Я стал возле нашей большой пушки и в тот самый момент, когда раздался выстрел, вскочил на ядро и вихрем понёсся в город. Когда я был уже почти над самым городом и ядро начало опускаться, мне пришла в голову новая мысль.

«Так! – подумал я. – Попасть в город легко, но как оттуда выйти? Что будет со мной, когда я появлюсь среди своих врагов? Ведь со всяким подозрительным человеком в таких случаях поступают, как со шпионом, и меня повесят на первом попавшемся дереве. Нет! – думаю я. – Это совсем недостойная смерть для барона Мюнхаузена».

Во время моих размышлений я заметил, что мимо меня пролетало ядро, пущенное из неприятельского города в наш лагерь. Я решил воспользоваться его услугами, быстро перескочил на него и, совершенно невредимый, счастливо возвратился к своему отряду, не выполнив, однако, своей задачи. Моя поездка на ядре в лагерь неприятеля вызвала много толков и удивления, но я не обращал внимания на похвалы, так как был очень огорчён тем, что мне не удалось исполнить своей миссии.

Вам уже известна моя ловкость, отвага, неустрашимость и настойчивость, но и лошадь моя нисколько не уступала мне в этом отношении. Ни рвы, ни овраги, ни заборы не пугали её, – она всегда шла вперёд, не страшась препятствий.

Однажды я выехал в поле освежиться после долгих и кровавых битв. Неожиданно из-под ног лошади выскочил заяц и побежал через дорогу. Я стал его преследовать. Спасаясь от меня, заяц перебегал дорогу в ту минуту, когда по ней проезжала карета с открытыми окнами; в карете сидели две очень хорошенькие дамы.

Я уже оробел, так как моя лошадь с разгону могла разбиться о карету, но, к моему удивлению, лошадь так быстро и легко проскочила через открытые окна сквозь карету, что я не успел даже снять шляпу и раскланяться с дамами.

Когда я очнулся от смущения и оглянулся, мы находились уже очень далеко от дороги и, как потом оказалось, обогнали зайца на полмили, а заяц стал на задние лапки и с презрительной иронией смотрел на нас. Я был уверен, что мы в несколько минут нагнали бы его, если бы вернулись обратно, но я не хотел больше из-за зайца беспокоить свою лошадь.

Приключения барона Мюнхаузена в плену у турок и возвращение на родину

В жизни очень часто случаются неожиданности. Как мне ни везло во время турецкой войны, а конец всё же был невесёлый. Не помогли мне ни ловкость моя, ни мужество, ни быстрота и выносливость моей лошади. Я попал в плен к туркам, разделив эту несчастную участь со своими товарищами. Вообще плен не страшен, но для военного человека очень тяжёл, так как неприятно сознавать свою беспомощность, в то время как твои соратники доблестно защищаются и покрывают себя славой новых побед. На меня хуже всего подействовал странный обычай турок продавать пленников, как невольников, в услужение сановникам.