— Попытаемся выяснить первооснову ошибки, — чуть повысил голос Воробьихинский, явно стараясь держать бразды разговора в своих руках. — В чем вы ее видите, товарищ Букварев?
— Это давняя история, — брякнул Букварев.
— Как в песне: это было недавно, это было давно, — опять съехидничал тот же голос.
Букварев вскипел. Он кричал, что первым проект не глядя подписал сам Воробьихинский, а премию получило большинство присутствующих и не стыдится; постановка дела в институте такова, что расчет делается на откровенную халтуру, на обдирательство заказчиков, попавших в трудное положение; что проект, будь он и безошибочным, через год-полтора все равно придется переделывать, потому что сейчас он разработан только с учетом вывозки леса, а скоро по этой дороге должны пойти другие машины, оборудование и материалы для буровых установок, трубы для нефтепровода и масса других грузов, которые невозможно сейчас и перечислить; что институт выполняет свои задачи не по-государственному, а занимается рвачеством, сутяжничеством и изо всех сил старается сохранить в этой дрянной игре благопристойную мину труженика. Долго это продолжаться не может и вот-вот все полетит вверх тормашками вместе с некоторыми руководящими лицами, и что он, Букварев, готов понести наказание. Но уж после него будет работать только честно и не потерпит больше ничего из того, о чем он только что заявил.
Совещание было ошеломлено. Все ожидали, что Букварев, как это с ним случалось, будет растерянно и конфузливо оправдываться и в конце концов примет всю вину на себя, но сегодня обвинял он, обвинял всех и в первую очередь директора. Никто не знал, что сказать. Большинство вопросительно поглядывало на шефа, и только он, казалось, сохранял самообладание и даже слегка улыбался.
— Это совещание мы перенесем, — снисходительно заключил он. — Товарищ Букварев сегодня не в себе и не может объяснить нам все так, как требует дело. Я прощаю ему, потому что знаю причину необычного его состояния. К тому же в принципе по обсуждаемому вопросу все ясно, и товарищ Букварев, не желая защищать себя по существу, только подтверждает наши предположения и выводы, которые должны последовать. Надеемся, что товарищ Букварев скоро успокоится и разъяснит нам, почему причины ошибок в работе он усматривает не в сегодняшней организации дела, а в каких-то таинственных фактах, которые были давно. Я больше никого не задерживаю.
ЭТО БЫЛО ДАВНО
Как маленькие жизненные вешки, остались позади бесчисленные семестровые зачеты и экзамены, при воспоминаниях о которых почему-то всплывало в первую очередь не пережитое волнение и бессонные ночи с учебниками и конспектами, а разные забавные случаи, которыми всегда полны студенческие сессии: я ответил невпопад, а профессор реагировал так-то; я не знал половину курса, а вытащил счастливый билет и получил пятерку; я пересдавал на квартире преподавательницы, пришел с букетом цветов, и она… Шпаргалки, остроты, уловки и несть числа и предела студенческим выдумкам и студенческому фольклору, которые не только бодрят, но порой влияют на характер и взгляды молодых людей.
Наступил срок преддипломной практики, после которой надо было представлять самостоятельные труды, дипломные проекты и защищать их. А потом уж — «поплавок» на лацкан и прыжок в жизнь, в заманчивую и волнующую самостоятельность.
Группа закадычных друзей — молодые супруги Букваревы и Губины да их холостой однокурсник бородач Николай Заметкин — послана была отдельной экспедицией в глухие Мокрецовские сопки. Руководить работой практикантов должен был главный инженер леспромхоза Грачев, который вроде интересовался их делами, но предоставил молодым людям полную самостоятельность.
В задачу группы входило произвести съемки местности и изыскания, на основе которых составить проектную документацию на строительство дороги в сильно пересеченной местности с различными породами залегания. Места, лучше Мокрецовских сопок, для этого нельзя, наверное, было и сыскать. Тут и равнинные боры-беломошники, истерзанные ручьями, и обширные болота, а посередине их почти стометровой высоты сопки с вязкими неизученными распадками. И все это в краю почти безлюдном, бездорожном, но уже взятом на прицел геологами и лесодобытчиками.
Друзья выбрали самый живописный склон центральной сопки, разгрузили с грачевского вездехода пожитки и начали обживать местность. Поставили три палатки: две семейные для молодоженов и одну для Заметкина, которая служила также складом продовольствия и инструмента.