Приключения Букварева, обыкновенного инженера и человека

— Значит, нет у тебя должной широты сердца, хотя оно у тебя и неплохое. В себе много копаешься. А уж коли ты такой, да еще при твоей прямоте, то нельзя тебе распускать свои чувства. Держи себя в вожжах, иначе понесет… И пропадешь, в лучшем случае рога сломаешь. И боже упаси тебя от разочарований! От них ведь недалеко и до отрицания всего, до мизантропии. Тяжко тогда тебе будет жить, а окружающим тебя — того больше.

— Умом я и это понимаю. А как остановить себя?

— А ты люби! Полюбил одну — хорошо, начало положено. Перенеси эту любовь на других. У тебя получится. Только не ори об этом. Мы еще не при коммунизме живем. Сейчас еще многовато таких людишек, которые не только не поймут тебя, а будут показывать на тебя пальцем, ржать и обсуждать на собраниях.

— А мне наплевать! Влюбился — и буду любить, как сумею! — заявил Букварев. — Не стану остерегаться каждого шороха и писка!

Он встал из-за стола, поправил одежду и хотел было распрощаться суховато, но Заметкин глядел на него с таким дружеским участием и пониманием, что дрогнули у Букварева губы и руки. И он обнял друга. И на службу пошел, полный любви к Наде, но без всякого чувства неприязни к жене.

ДОЛГ ТРИДЦАТИЛЕТНЕГО МУЖЧИНЫ

Букварев уже ехал в такси, а все еще поражался подлости Губина. Какую же совесть надо иметь человеку, чтобы по зову своей собственной лености взять да и не заметить целую сопку, которая целый месяц стояла перед глазами! Это уже не говоря о глубинах залегания торфа. Заметкин не в счет. А как позволили себе согласиться с подделками Губина женщины — Люба и Муза? Ведь они тоже знали, что четвертая сопка не провалилась при них в болото! Ясно одно: все без него согласились тогда, что никто по их следам в сопки не поедет, чтобы проверить проект, который и не предназначался пока для использования на практике. Зато расчеты проектантов безупречны, чертежи — без единой помарки, хоть на выставку, а руководитель группы Букварев — сама честность. Чего еще надо для успеха? Знал подлец Губин, что делает! А теперь еще поселок на трассе. Вся смета насмарку. Как он на все это сегодня-то пошел? Ведь он уж не студент, а ответственный проектировщик, который оперирует миллионами народных рублей! Непонятно…

Букварев не думал о том, какой приказ по институту будет издан Воробьихинским после совещания. Что будет — то и будет. Передряга, конечно, налицо. Но мало ли их бывало в институте! Теперь вот пришла она и в отдел Букварева. А что из этого? Перемелется, как и другие. И все встанет на свои места. А не встанет — тем лучше. Тогда можно будет принять новое решение, изменить свою жизнь и, конечно же, к лучшему. Потому что ничего хорошего от сотрудничества с Воробьихинским и Губиным ждать в дальнейшем не приходится… А впереди вот — встреча с Надей.

Он энергично потер руки и размял плечи, сбрасывая с них неприятный груз служебных обязанностей и предвосхищая такие близкие радости нового свидания.

Ровно в восемнадцать часов «Волга» подошла к крыльцу Надиной конторы. Букварев надвинул шляпу на глаза и старался выглядеть безразличным, а сам искоса вглядывался в окна конторы, пытаясь угадать, где там рабочий столик Нади. Странно, он не замечал раньше этого дома. Самое обычное деревянное двухэтажное строение. Мимо таких проходят не взглянув. А теперь домик казался Буквареву симпатичным и милым в своей патриархальной непритязательности. Он выглядел доброй старушкой, повязанной платком, сереньким, но чистым и теплым.

«В деревянных домах воздух лучше, чем в нынешних крупноблочных. Для здоровья хорошо», — подумал Букварев о доме и о Наде сразу и попытался представить, какого цвета там обои, есть ли у Нади настольная лампа. От таких дум на душе становилось ровнее и теплее. Дом влек его к себе, но Буквареву было ясно, что он ни за что не осмелится перешагнуть его порог и ощутить на себе вопросительные взгляды Надиных сотрудниц. Сразу обо всем догадаются эти сотрудницы, и каждая, конечно, по-своему оценит Букварева; некоторые, наверное, узнают его в лицо; каждая изобразит свою улыбку, а что они после наговорят Наде — даже представить трудно. Все уши ей прожужжат, все чистое высмеют, все перемножат на мещанский показатель, всю жизнь отравят…

«Фу, черт, до чего я дошел! — едва не вслух ругнулся Букварев. — Вконец распустилось воображение. Никто же в этой конторе ничего не знает. Надо держать себя в руках, чтобы не выдать, самому не выставить на посмешище себя. О реальности надо помнить, а не мнить…»

Надя появилась неожиданно и не одна. Она выглядела оживленной и чуть не приплясывала от какой-то радости, а рядом с ней деревянно шагала высокая, спортивного вида девица, которая первой ухватилась за ручку автомобильной дверцы.

Девушки шумно взгромоздились на заднее сиденье, позаглядывали в зеркальце у лобового стекла, поправляли прически, платья на коленях и только после этого притихли. Букварев дал знак шоферу.

— Сегодня мы едем в кино, — тотчас заявила Надя. — На днях мы смотрели первую серию, а сегодня последний день вторая. Кинотеатр «Родина».