Приключения Букварева, обыкновенного инженера и человека

Букварева пробило холодным потом. А дела у генерала с волчьим взглядом шли в кино все сквернее… Букварев не выдержал.

— Пойду закажу машину. Буду ждать вас у выхода, — шепнул он Наде и, отметив с тоской, что снова соврал, что Надя нетерпеливо морщится в ожидании, когда он пройдет мимо и перестанет заслонять от нее экран, согнувшись, побрел вдоль ряда. Удручало еще и то, что сегодня был понедельник, выходной для шоферов дежурных машин института.

На улице он безвольно отдался прохладе надвигающейся ночи. Звезды в небе были по-вчерашнему крупны, но сегодня они глядели удивленно и недоступно, не распускали свои лучики и не просились в руки, а пугливо отодвигались. И еще в них было что-то высокомерное, недоступное смертным на земле. Букварев вздыхал и курил, ни о чем не думая. Устал он за день.

Народ из кинотеатра повалил неожиданно быстро. Девчата подошли к Буквареву и не стали слушать его объяснений, они вовсе не претендовали на машину. Им хотелось пройтись по вечернему городу просто так.

Но скоро выяснилось, что им надо ужинать, о чем Букварев вовсе и не думал. Он украдкой ощупал в кармане рубли, которых оказалось немного, но все же преувеличенно горячо стал уговаривать спутниц пойти в ресторан. Девчонки не отказались, наоборот, приглашение показалось им заманчивым и многообещающим.

Привратница оглядела их, что не ускользнуло от внимания Букварева, и ему понравилось, что она посчитала их порядочными людьми и что Надя потупилась. И обслуживание здесь было не то, что на вокзале. Просто, достаточно культурно, терпеливо. Девчонки помалкивали и не прикасались к меню, пораженные величием инкрустированного во всю стену, хохочущего Нептуна и красотой туалетов немногочисленных посетителей. Букварев еще раз в уме подсчитал свои финансовые возможности и заказал по салату, по второму, сто граммов водки, бутылку шампанского и лимонад.

Выпив, он почувствовал себя свободнее, и опять перед ним были одни счастливые Надины глаза, глядящие на него восторженно и покорно. Он что-то говорил, девчонки смеялись, но в конце концов Букварев не запомнил, когда исчезла Надина подружка. Он помнил только ее грубоватый голос, неловкие ее манеры и то, что на прощание она пожелала им сыграть свадьбу именно в этом вполне приличном и приятном ресторане.

«Ты удачно выйдешь замуж, — добавила еще она. — Ты в рубашке родилась».

А после, когда подружка с мужским голосом ушла, Надя сказала, и это тоже запомнилось Буквареву:

«Ужасно не люблю это мещанское выражение — удачно вышла замуж… Хотя однажды я слышала его по первой программе радио, и произносили его без иронии…» Букварев ничего не сказал Наде, но проникся к ней горячей благодарностью и уважением оттого, что она думает так же, как и он.

Потом они долго шли к общежитию, но почему-то оказались не возле него, а у ворот молодого парка, носящего имя парка Ветеранов, потому что закладывали его городские пенсионеры. Их согласно потянуло в место, затененное от звезд и фонарей. Скамейки были чистыми и свободными, и они, усевшись на первую подходящую, долго и жарко целовались. И Букварев, целуя ее прохладные руки, десятки раз повторял: «Люблю, люблю», — и чуть не со слезами на глазах просил у нее прощения за все вчерашнее и позавчерашнее, и чувствовал, что ей это нравится. Он слышал, как доверчива она к нему сегодня, как близка, как счастлив он в эти минуты и как, по его представлениям, счастлива она. Да и как было не верить в счастье, если сама Надя шептала ему:

— Сегодня ты совсем хороший, хороший.

В самом искреннем и чистом порыве он подхватил ее сильными руками и усадил к себе на колени. Прикрыв ладошками грудь, она доверчиво, как ему казалось, прислонилась к нему, и время остановилось для Букварева. Он слился с ней во что-то единое и не ощущал ее тела, а слышал лишь что-то воздушное, высокое, святое и горячо любимое. И было выше любого наслаждения отвечать едва заметными движениями на ласковые прикосновения ее благодарных рук.

— Мне пора-а, — уже не первый раз шептала она, вытягивая губы и прикасаясь ими к его лицу, но не делала попыток уйти.

— Еще две минутки, — тоже шепотом умолял он, и ему казалось, что более высокого блаженства уже и не может быть.

Сердце его снова начинало колотиться громче, подрагивали, становились почти судорожными горячие руки, которые все крепче прижимали ее, до слышимого хруста в плечах…

— Ой! — тихонько и радостно вскрикивала Надя. — Ты меня задушишь…

— Задушу, унесу с собой и никогда больше не выпущу из рук, — пугал ее Букварев, тотчас послушно расслабляя руки и начиная придерживать ее бережно, как будто держал сейчас свою годовалую дочку.

Какое-то время они дурачились совсем по-ребячьи. Надя разглядывала прическу Букварева, ерошила его волосы, расчесывала, стараясь уложить их так, как ей нравилось, на манер своих ребят-сверстников. Она беззвучно похохатывала, хлопая его по лбу мягкой ладошкой, а он шутливо мешал ей, целовал лицо и руки, а сам все хотел, чтобы она продолжала… Наконец она решительно нахлобучила на Букварева шляпу и легко спрыгнула с его колен.