Приключения Букварева, обыкновенного инженера и человека

— Не надо… И оставь меня одну… Может быть, я сегодня буду плакать… Может, очень скоро, сейчас вот… А я не хочу, чтобы ты это видел.

Она резко ускорила шаги, и Букварев не осмелился следовать за ней.

«Вот и все, — подумал он. — Как костер, погорел, повспыхивал и утих, оставив после себя только воспоминание и теплое выгоревшее место… Теперь все будет спокойнее. Буду хорошо и много работать… А какой все же она молодец! Но… не завидую этому самому Юрочке… Мне и то с ней было трудно, труднее, чем с хитрецом Воробьихинским… Диву можно даться, какие неожиданно умные, тонкие и богатые натуры встречаются и среди совсем молодых людей!

И Букварев долго не замечал, что крепко потирает затылок, а глаза у него влажнеют…

МАЯТНИК ЭМОЦИЙ

Букварев шел и не замечал дороги и самого города. На землю опускался первый в эту осень заморозок, леденивший сырые тротуары и опавшие листья. Над городом висела круглая белая луна, которая озабоченно морщила свой лик, вглядываясь во все закоулки и затененные дворы. Букварев пересекал сейчас старый посад, застроенный деревянными домишками, вдоль заплывшего городского рва. Обычно здесь пованивало застойной водой, но в этот поздний вечер мороз, послушный всевидящей дворничихе-луне, деловито сковывал редкие лужицы и вжимал в землю неприятные запахи.

Легко и подбористо шагал Букварев, едва касаясь подошвами асфальта. Давненько не испытывал он такой бодрости, но словно и не сознавал ее. В нем сей час работали только мыслительные и эмоциональные отделы по программе: Надя, семья, работа. У него не прошла еще сумятица чувств, и он понимал, что надо привести душу в порядок и управлять ею. Надо было выхватить из этой сумятицы самые существенные куски, обкатать их, додумать, дочувствовать и поставить на свое место. Требовалось поставить точки над многочисленными i.

— Все же она чудо! — вслух сказал он и рубанул воздух кулаком, недовольный оттого, что не может найти другого слова, с которым навсегда надо запомнить Надю. Но он тут же привел свои руки в повиновение, крепче сжал губы и зашагал еще тверже.

Буквареву было обидно сознавать, что самомнение, с которым он так носился, не имеет под собой достаточной основы. И в то же время радовался он, что начинает освобождаться от своей глупой гордыни, прозревать, что может прозреть и до конца, потому что не совсем еще иссохли его мозги и резонирует еще на многие звуки его душа. Но надо было признаваться, что и в этом помогла ему Надя…

Букварев, незаметно для себя убыстряя шаги, почти бежал по ночному городу. И почти бегущий, выглядел он солидно, и, кажется, начинал нравиться сам себе.

И разноцветные пучки огней, ярких и настырных вблизи, заявляющих о себе и разгорающихся дальних, упирались в Букварева, высвечивая то его лицо, то сильные плечи, то всего целиком. Огни дробились в кронах деревьев и телеграфных проводах, рассыпались, словно в добродушном смехе, и ласкали Букварева, поддерживая его со всех сторон и подсказывая дорогу.

Итак, навсегда покончено с подступившей к нему в последнее время расхлябанностью! С безволием и шараханьем из стороны в сторону! С забвением своих обязанностей руководителя коллектива и главы семьи! Все существо Букварева жарко одобряло эти лозунги. Ему даже показалось, что и хитроватый в своей автономности организм голосует сейчас за то же и что рад за него сам город.

— Привет, старик! — неожиданно раздался рядом голос опять невесть откуда взявшегося Губина, вынырнувшего перед Букваревым и уже загораживавшего ему дорогу.

Букварев стряхнул со своих локтей цепкие ладони друга.

— Ты как заведенный летишь.

— Почти, — без улыбки ответил Букварев, чувствуя в себе неукротимое желание поставить наконец на место старого соратника, или хотя бы дать ему понять со всей серьезностью, что с прошлым у него не будет теперь ничего общего.

— Суровый ты какой-то, как генерал перед тяжким сражением, — сказал Губин, что-то разглядев в лице начальника. — Или и сегодня у тебя ничего не получилось? Плохи твои дела, если снова не сумел. Надька-то на все готовой пошла к тебе. Знаю.

— Не совал бы нос не в свои дела, пока на него не наступили. Что ты вообще-то можешь знать и понимать? — осадил его Букварев самым недобрым тоном, едва удерживаясь от злых, но точных слов, которые рвались из него.

— Все очень просто, чудак! — по-приятельски дружелюбно и успокаивающе отозвался Губин. — Я же к ним сразу после работы завалился. Они же мне все и рассказали. И тебе невредно знать, что Надька вчера после свидания с тобой до трех часов ночи не спала. У них целое совещание, совет был. Арка мне это сегодня по секрету выложила. Да и сам пойми: не с кем Надьке здесь поделиться, вот и нашла она себе советчицу, ха-ха! Особенно им понравилось, что ты культурный, робонький и нежненький, извиняешься за все… А Арка почему-то на тебя злится. Что, мол, он нашел в этой пигалице без перьев, Надьке? Ничего же в ней нету, мол, кроме сносных глаз.