— Ну скажи, до чего было бы красиво, если бы я тебе дал сдачи, а ты бы мне еще раз заехал, а я бы тебе тоже, и так далее до победного конца? Красотища была бы! Нам только этого и не хватало…
Букварев сжал кулаки, ко не от злости, а от стыда за совершенное. Он и себя клял мысленно, и Губина, который подвернулся к нему со своим циничным трепом так не вовремя. Проскользнула даже презрительная мысль, что этот подлец еще и выше его себя ставит задним числом, машет руками после драки, а сам свалился от первой же оплеухи и чуть не рассыпался. И он резко сказал:
— Помолчи. И так все ясно.
Губин помолчал.
— Ты хоть извинись, хамло! — все же грубовато выкрикнул он через минуту. — Не столь уж много у тебя друзей, чтобы с ними так…
— Конечно, я не прав. Прости, — с трудом и жестковато выговорил Букварев и отвернулся.
— Что делать-то будем? Домой я сейчас не ходок. С тобой хочу побыть, послушать, что говорить будешь, оттаять маленько вместе, чтобы не возненавидеть друг друга, — не сразу и все еще отчужденно, но с подчеркнутой рассудительностью, с желанием все загладить проговорил Губин.
Букварев только длинно вздохнул в ответ, все еще стискивая свои кулаки, засунутые в карманы.
— Ну, хоть прогуляемся немного, — чуть миролюбивее предложил Губин. Букварев поглядел на него без всякого выражения и двинулся по тротуару.
— Бандит ты, — без зла заговорил через некоторое время Губин. — Вон какой зверь в тебе сидит. Не знал я, что тебя надо так остерегаться.
— Вот и остерегайся, — почти не скрывая назидательности, отозвался Букварев.
— Ладно, — поспешил успокоить его Губин. — Если встать в твою рыцарскую позу, то ты, конечно, прав и даже был обязан… А с моей точки зрения ты просто несдержанный дурак. — Губин почти дружески хохотнул, сводя оскорбительные слова к шутке; он явно побаивался, что друг снова вскипит, но и не высказаться, не уязвить Букварева хоть немного он не мог. — Конечно, я говорил гадости, — еще спокойнее и рассудительнее, почти винясь, продолжал он. — И меня было за что одернуть. Но мы все же мужчины, а не мальчики, тем более не девочки, и должны уметь, даже обязаны называть иные вещи своими именами. Женщины еще грубее и прямее о них толкуют. Один ты какой-то святоша.
Букварев резко остановился и уставился на Губина такими белыми от бешенства глазами, что тот сразу сдался и запротестовал, отмахиваясь руками:
— Молчу! Ладно. Я виноват. Я скотина.
Букварев хоть и чувствовал, что Губин остался при своем мнении и не до конца еще высказался, но приказал себе успокоиться, прерывисто вздохнул и обмяк.
Они побрели вперед, не очень заботясь, куда придут, и долго молчали.
ПРОРОК СКАЗАЛ: «ВЫ НЕ ГЕРОИ»
— Чудеса, старик! — вскрикнул Губин. — Гляди, куда нас занесло. Ведь это же дом Заметкина. Вон и окно светится. Пойдем!
Друзья поднялись по лестнице и позвонили. За дверью послышались возня и ворчание, но дверь распахнулась скоро и во всю ширь.
— Кого я вижу! — закричал с порога Заметкин. — Заблудшие овцы являются в полночь к своему пастырю с полными курдюками мировых скорбей. Входите. Сейчас вы у меня поблеете…
— Коля? Нет ли у тебя винишка? — без промедления начал Губин.
— К такому моменту не грех бы. Но вина и елея, — развел руками Заметкин, — не содержу, вернее не держится. Сами должны понимать. А кто тебе морду набил?! — восторженно закричал он, поворачивая Губина к свету. — Великолепно! Твоя самодовольная рожа давно нуждалась в подглазнике.
— И на старуху бывает проруха, — парировал Губин, отворачиваясь. — И ты от сумы да от тюрьмы не отказывайся.
— Пословицами заговорил! Народной мудростью проникся после первой же порки! — ликовал Заметкин. — Кто тебя? Я должен отомстить за друга!
— Букварь вон долгом посчитал! — сообщил Губин. — Своей рукой. Так что будь поосторожней. Глянь-ка на него. Видишь, какой он сегодня?
— Он сегодня тоже превосходный. Садитесь и рассказывайте, идиоты, — торжествовал Заметкин, с восхищением разглядывая то одного, то другого гостя. — Вы мне принесли тему и сюжет для бытового романа. Это я почувствовал с порога. В качестве затравки и поощрения вам будет чаишко. — И побежал на кухню.
— Ну? — предвкушая великое удовольствие, крикнул он через мгновение, появляясь перед друзьями. — Кто первый? Исповедуйтесь!
Гости молчали, глядя то в пол, то в потолок.
— Ты сам должен все представить и рассказать нам. Ты же провидец, пророк, инженер душ, — сказал Губин, видя, что Букварев сидит с самым мрачным видом и не расположен к откровенности, а потому и сам не решался на рассказ.