Приключения Буратино (СИ)

Но я стоял на своем. Цветные лампочки сцены вдруг померкли и слились в один размазанный калейдоскоп, а среди них ярким пятном танцевала настоящая богиня, снизошедшая на землю. Все в тот миг как-то замерло, и только она, кружилась около шеста, возбуждая во мне кипучее желание женской плоти. Голубые волосы крупными локонами спадали на ее плечи, а девичья грудь приятно радовала глаз своими идеальными формами, которая, по моему мнению, была схожа с нежными плодами персика в теплый вечер августа. В ту самую секунду я уже не контролировал своих действий. Вино туманило мне мозг, а дым марихуаны взывал к подвигам, подобно боевому кличу древнеримского центуриона. Я вскочил из-за стола и полез на сцену, чтобы обнять этот цветок, который подобно мотыльку порхал предо мной, трепыхая своими крылышками.

— Бур, Бур, Бур — услышал я, словно сквозь вату, но я ничего не желая слышать, лез вперед. Арлекин держал меня за туфель, а я подобно жеребцу, лягал его ногой, чтобы освободится и продолжить свой путь к объекту обожания. В какой-то миг я почувствовал, что меня уже ни кто не держит. Собрав все свои силы в кулак, я прыгнул на сцену, и на четвереньках подполз к Мальвине держа в зубах сто евро. Я помню, она склонилась надо мной, а ее глаза в тот миг блеснули какой-то странной девичьей грустью. Она тронула меня за плечо и помогла подняться. Все это время я смотрел в ее глаза и чувствовал, что я уже влюблен в неё до самых печенок.

— Мальвина, — прошептал я.

— Пиноккио, — ответила мне она, и в этот миг чья-то рука схватила меня за плечо. Я обернулся и увидел бледное и болезненное лицо Пьеро Провенцано. Этого обласканного властью хлюпика. Я, ничего не говоря, ударил его прямо в нос. Словно в замедленном синематографе я увидел, как мой кулак с гулом самолета пролетел от меня до Пьеро и со всей силы впился в его нос, размазывая его по физиономии. Его рожа, исказилась от боли, а кровь брызнула из разбитого носа, окропив его белоснежную кожаную куртку багровыми каплями. Я видел, как Пьеро стал падать на спину, и в этот миг моя нога достигла своей цели. Мыс ботинка угодил ему прямо в солнечное сплетение. Пьеро рухнул. Рухнул как подкошенный пулеметной очередью. Я не заметил, как «гориллы» сеньора Карабаса подскочили ко мне со спины и, схватив, заломили мне назад руки. Короткий удар в челюсть вверг меня в беспамятство, и с этой секунды тело мое погрузилось в пучину небытия. Я не помнил, что случилось со мной. Очнулся я в странной комнате на холодном полу. Челюсть болела, а где-то надо мной слышались голоса, которые почему-то были похожи на бульканье воды.

Я открыл глаза и увидел перед собой лаковые туфли из кожи амазонского каймана, которые сияли подобно солнцу. Мне захотелось видеть владельца этих туфель и я, поняв голову, увидел перед собой выпуклый живот сеньора Карабаса.

— А очнулся, дебошир, — сказал он, и присев на корточки заглянул мне в глаза. Я видел, как он щелкнул пальцами и двое «горилл» подхватив меня под руки, поставили перед ним на ноги. Вот тут я и рассмотрел этого знаменитого сеньора Карабаса, про которого по Палермо ходили настоящие легенды. Шикарный от Версачи костюм сидел на его объемной фигуре вполне достойно. Белоснежная сорочка, рукава которой были застегнуты на золотые запонки с бриллиантами, подчеркивала его высокий статус. Черная борода с проседью придавала его лицу настоящий сицилийский шарм. Передо мной собственной персоной стоял босс клана Амузо.

— Ты кто таков будешь? — спрос он трубным голосом.

— Меня звать Пиноккио, — ответил я, ничуть не испугавшись этого знаменитого и безжалостного мафиози о котором слух разошелся по всей Италии.

— Кто дал тебе Пиноккио, право устраивать в моем заведении драку? Ты, как житель Палермо, должен, наверное, знать, что такие поступки строго пресекаются моими людьми.

Услышав это, я в свое оправданье только и мог сказать:

— Сеньор Карабас, мне сегодня исполнилось восемнадцать лет, и я первый раз вошел в ваше заведение.

— Так что тебя можно поздравить с дебютом!? — спросил Карабас и, щелкнув зажигалкой, прикурил толстую гаванскую сигару, больше похожую на торпеду.

— Я сеньор Карабас, только защищался, — стал врать я, забыв, что в каждом углу ресторана стоят камеры наблюдения. Карабас улыбнулся и, нажав на кнопку пульта, вывел на монитор снятый момент моей драки с Пьеро.

— Полюбуйся Пиноккио, как ты, бьешь самого почетного гостя моего заведения и сына нашего мэра города Палермо Пьеро Провенцано. Это удар не по роже этого влюбленного лузера Пьеро, а по престижу моего ресторана, куда люди приходят, чтобы приятно провести время и выпить хорошего вина. Вы что, не поделили с ним Мальвину? Джованни приведи мне эту распутную девку — сказал Карабас обращаясь к «горилле».

— Я не люблю сеньор Карабас, когда кто-то трогает меня за плечо. Я Сицилиец, и этим все сказано.

— Как твоя фамилия Сицилиец Пиноккио, — спросил сеньор Карабас, с блаженством пуская сигарный дым.

— Я Пиноккио, сын Карло Дженавезе по прозвищу «шарманщик».