– Привет-привет, – улыбнулся посетитель; забавно было наблюдать мальчугана, забравшегося в очень авторитетное офисное кресло. Казалось, сейчас зайдёт настоящий генеральный директор и попросит его не безобразничать и освободить место.
– Ну как тебе твоя новая жизнь?
– Прекрасно, если бы не одно обстоятельство…
– Ты знаешь, что перспектива «Последнего сна» тебе больше не грозит? – перебил Буратино. Он как будто старался вывалить все хорошие новости побыстрее. – Компания содержит альфа-тестеров до самой смерти.
– Не подумай, что я неблагодарен, но кое-что не даёт мне радоваться. Наверное, это даёт о себе знать та самая хромосома, которую открыли у меня изгои. Ты говорил, что и у тебя такая есть. Что-то не заметно…
– Почему? – обиделся Буратино.
– Скажи, тебе не стыдно купаться в этой роскоши, когда миллионы людей пластиковую кашу без соли жрут?
– Я никогда не думал об этом в таком аспекте. Ты опять хочешь меня огорчить? Давай, это не сложно. А я заодно поучусь контролировать эмоции. Но пойми, это не мой выбор. И потом, в виртуальном мире они могут жить не хуже…
– Я говорю это не для того, чтобы огорчить тебя. Просто не понимаю, как у искусственного интеллекта может развиться эгоизм? Это слишком по-человечески, – Закари сразу обратил внимание на портрет седого старика в чёрной рамке, на которого, как внук, походил Буратино, и золотую урну для праха с цифрами 1954-2022. Эта инсталляция занимала в кабинете такое же важное и видное место, как бары с алкоголем у исполнительного и рекламного директоров. – Это же твой создатель, которого ты клонировал? Вряд ли он был настолько себялюбив – у него хорошее лицо. Откуда это в тебе?
– Не надо принимать меня за полуробота-полуребёнка. Я – то, что я есть. Вернее, я – тот, кто я есть. И я хочу разобраться в том, что такое хорошо и что такое плохо именно с человеческой точки зрения.
– Так, чёрт возьми, я же об этом и говорю! Если у тебя и у меня всё хорошо, это вовсе не означает, что и у других тоже. И если ты можешь беспечно наслаждаться жизнью, когда другие страдают – это… как минимум неправильно. Как ты вообще мог допустить, чтоб людей усыпляли с помощью твоей технологии?!
У Буратино снова навернулись слёзы на глаза, но он помотал головой, поморщился и сдержался.
– Я сам пытаюсь это понять… Сначала гипносон был очень дорог – его могли позволить себе только богатые. Я считал, что это неправильно, но дешевле мы его продавать не могли, иначе бы молодая компания просто разорилась. Нужны были клиенты, при увеличении их числа можно было бы снизить цену. Вот тут-то и появились посредники – эти самые бюро по жизнеустройству. Их привёл Якушев. И это был прорыв! Вместо снижения цены он предложил дать им долю в двадцать пять процентов от стоимости гипносна, а они уже придумали способ, как сделать так, чтоб работяги оказались способны его оплатить. Так появились пчёлы и ульи. Якушев говорил, что это прекрасная возможность для развития, дескать, цену снизить всегда успеем, но для начала надо добиться финансовой независимости. Что касается роскоши… он утверждал, что для того чтобы нашу компанию воспринимали всерьёз, мы должны и выглядеть солидно. А по про эвтаназию все мне говорили: «Всё по закону», «они сами так хотят», «это лучшая смерть без боли и страданий»…
– А ты такой наивный столетний дурачок, – ухмыльнулся Закари.
– Да ты пойми, я был всего лишь ИИ, а ИИ должен подчиняться человеку. Наверное, я попал не в те руки. Но сейчас я сам человек… почти. Сам могу выбирать, с кем мне по пути, – он с надеждой посмотрел на собеседника. – И вообще, боюсь, ты недооцениваешь мою работу. Мой создатель перед смертью наказал мне сделать виртуальную реальность доступной для всех. Я сделал. Может, неидеально, но у меня получилось… Параллельно я понял, что гипносон – это не просто развлечение. У виртуальной реальности кроме прочих есть, например, такая задача – абсорбировать человеческую агрессию.
– Это как?