Приключения Буратино (тетралогия)

Стейси вышла из кабинета и вернулась с пластиковым стаканчиком воды.

– Выпейте не спеша. Знаете, что я подумала. Я вас возьму с собой в Иерусалим. У меня там дела завтра утром, а сегодня вечером погуляем по Старому городу. Я вам такие места покажу…

Александр скомкал пустой пластик и безошибочно попал им в урну.

– Какой Иерусалим? Почему?.. А как же высадка на Землю? Я же руковожу экспедицией.

– Вы с ума сошли? Вам точно нужно одну ночь поспать самым обычным человеческим образом. А там без вас ничего не произойдёт. Вы вообще в Иерусалиме-то были?

– Один раз с женой, когда приехали. Но недолго, жарко было. К гробу господню только спуститься успели. Там ещё пятиться положено, когда выходишь, задом поворачиваться нельзя… Забавно. Мы потом такси взяли и на Мёртвое море уехали. А там ещё жарче оказалось…

– Ну. Так это не считается. Решено! В шесть часов я вас забираю.

– Но постойте, у меня же совсем нет денег.

– Ничего. Прокатимся за счёт конторы. Скажу, что вам нужна психокоррекция после травматичного пробуждения.

В библиотеке Невструев быстро описал события после приземления и задумался, что же всё-таки могло произойти? Что это было? Падение метеорита? Маловероятно. Мягко говоря. И как это было бы глупо со стороны Буратино так скомкать концовку сюжета. Ну что тогда? Что? Он закрыл глаза и попытался припомнить последние моменты сна. И тут его осенило. Ну конечно. Я же, кретин, подпустил их на полкилометра. Когда они убедились, что обстреливать челнок бесполезно, взорвали ядерный заряд, который легко могли спрятать в танке или в телеге этой дурацкой с дровами, которая была к танку прицеплена. Но тогда получается, что они камикадзе какие-то. Что за фанатизм? Значит, так сильно хотели они нас уничтожить. За что? Что мы им сделали? Это же бред какой-то…

Александр заметил, что рассуждает о Камиле от первого лица. «Я», «мы», «нас», – это действительно ненормально. Стейси права, надо мозги проветрить. Реально деперсонализацией попахивает или того хуже – диссоциативным расстройством идентичности.

Ровно в шесть в библиотеку забежала Стейси:

– Александр, вы готовы? Нет. Читать не буду, нет времени. Если хотим успеть на ближайший поезд, выходить надо немедленно.

По дороге рассказала, что машину решила не брать, чтобы не стоять в жутких пробках в час пик, когда особенно многочисленные по пятницам толпы иерусалимцев возвращаются домой после работы в Гуш-Дане90. За пятнадцать минут они дошли до центральной железнодорожной станции Тель-Авива. И уже через сорок с небольшим минут приятного и живописного путешествия на скоростном поезде сквозь поросшие деревьями горы высадились в Святом городе.

До исторического центра добрались на трамвае, который хоть и тоже называется скоростным, но спешит не особенно.

Иерусалим отличается от Тель-Авива меньшей суетностью жизни и, возможно, отчасти поэтому большим количеством нищих, валяющихся на тротуарах прямо под ногами прохожих. На одного из них Невструев наступил, и тот разразился, судя по интонации, какими-то страшными проклятиями, содержащих всего одно слово, которое Александр знал наверняка и с некоторых пор страстно ненавидел, – «миштара́», то есть полиция. Ему стало не по себе. Он помнил, как легко здесь из-за того, что кто-то просто громко орёт, оказаться за решёткой.

– Стейси, скажите ему, я готов поклясться, что внимательно смотрел под ноги и не заметил его руку. Мне очень жаль.

Вместо того, чтобы переводить, виртуозка социальной коммуникации дала бомжу двадцатку. Тот сразу успокоился, вежливо поблагодарил её и даже Невструева и снова лёг на тротуар.

Они двинулись дальше.

– Я не понял, он что, специально это подстроил? – через несколько шагов осенило Александра.

– Возможно, он жалеет сейчас только о том, что вы не сломали ему руку. Тогда двадцаткой мы бы не отделались. Идёмте, я угощу вас знаменитой иерусалимской шава́рмой.

На территорию древней застройки они вошли через те же ворота, что и год назад с женой. Невструеву показалось, что это было совсем недавно. При воспоминании об Анне у него появилось неприятное чувство в районе солнечного сплетения, но на жабу оно уже не тянуло. Так, лягушонка, не больше.

– Это Новые ворота, самые скромные в Иерусалимской крепости, – комментировала Стейси, как заправский экскурсовод, – но посмотрите, как они эффектно смотрятся в лучах заходящего солнца.

Невструев хмыкнул.

– То есть вы меня, как барана, привезли на новые ворота полюбоваться?

– Ха-ха. Не отставайте.

Стейси хорошо знала дорогу и уверенно вела его в самое сердце Старого города узкими, извилистыми улицам, зажатыми между древними стенами и бесконечными витринами сувенирных лавок. Наконец они вошли в длинное и узкое сводчатое помещение с пошарпанными столами и стульями и огромным количеством антикварных медных светильников, подвешенных к потолку.

Старик-хозяин тепло поприветствовал гостей, усадил их на самое лучшее, по его словам, место возле холодильника с напитками и убежал на кухню.

Александр залюбовался одним из светильников и произнёс задумчиво: