Приключения Буратино (тетралогия)

В конце концов он почти перестал выбираться из Иерусалима, даже ради дайвинга на Красном море – многочасовая дорога с однообразным пустынным пейзажем утомляла.

Единственное, что Одинцова по-настоящему радовало в Израиле, так это разнообразное питание. После российского тотального дефицита Земля обетованная прямо-таки баловала изобилием. Собственно израильская кулинария ему не зашла: все эти хумусы, фалафели и шакшуки оказались очень на любителя. А вездесущий кашрут29 накладывал лапу даже на национальные кухни других стран, поэтому бургеры здесь подавали без сыра, а суши – без угря, креветок, крабов и гребешков. Зато продукты хоть и дорого, но можно было приобрести практически любые. В так называемых «русских» магазинах можно было купить даже свинину.

Поглотившую Максима рутину с лихвой компенсировало следующее обстоятельство: он сразу, с первого взгляда втрескался в Дорит. Влюбился как в детстве – искренне и безоглядно. До сухости во рту, до дрожи в коленках, до порханий в животе. Опытный кавалер, пользовавшийся стабильным успехом у московских прелестниц, совершенно спасовал перед красавицей-мулаткой.

Но когда он застал её в халате на крыше у Карлсона, его влюблённость приобрела мелодраматический, томный оттенок. Он не считал себя вправе составлять конкуренцию своему шефу и покровителю, поэтому отошёл в сторону и любовался Дорой абсолютно безнадёжно. Это было горько, но в то же время волнительно и приятно. Он никогда не понимал благородных героев старинных романов, которым хватало только своей любови, а взаимность была вовсе не обязательна, лишь бы предмет их воздыханий был счастлив. Думал, что всё это сентиментальные фантазии, а теперь сам оказался в таком положении… Он смирился и изо всех сил старался не выдать своего чувства.

С третьего месяца Альтмана, уже немного освоившего иврит, начали ставить продавцом в магазин. Вскоре он стал выполнять эту работу единолично, освободив от неё Евгена и Дору, которые до этого работали поочерёдно.

Посвящая Даниэля в премудрости книготорговли, Очиповский в первую очередь рассказал о главной особенности маркетинговой политики, которой придерживался в своём бизнесе:

– Мы здесь не пытаемся деньги зарабатывать. Это нам неинтересно. В любом другом книжном магазине «произведения» современных авторов, которые успешно продаются в Интернете, заняли бы самые видные полки. У нас эти полки заняты классикой. Есть, конечно, и современная литература достойного уровня, но поскольку таковая по нынешним временам раритет, то ассортимент у нас в подавляющем большинстве классический. Может не быть ни одной продажи по нескольку дней кряду; выручки магазина едва хватает, чтобы оплачивать счета электрокомпании. Но не это важно. Главная наша цель – это воспитание художественного вкуса у русскоязычного народонаселения Израиля.

Карлсон пообещал выдать Малышу пистолет, объяснив, что продавец исполняет ещё и обязанности охранника. К тому же обстановка в стране такова, что оружие лучше иметь каждому.

– Стрелять умеешь? – спросил Карлсон.

– Не хотелось бы вас огорчать, Борис Ефимович… Ну стрелял пару раз в школе. Из винтовки. Из пистолета – один раз. Пневматического.

– Ты меня таки огорчаешь… Ну бесе́дер30, получишь разрешение, я тебя научу, – пообещал шеф.

Получить разрешение на огнестрел в Израиле легче лёгкого – это заняло всего неделю.

В первую же субботу шеф отвёз Даниэля в безлюдную местность в горах севернее Иерусалима. Вдоль известнякового склона расставили семнадцать разнокалиберных стеклянных бутылок, по количеству патронов в магазине. Очиповский вручил оружие, велел отойти метров на пятнадцать и стрелять.

– Просто стрелять?

Карлсон присел на капот своего «Бьюика» и скрестил на груди руки.

– Просто стреляй. По выстрелу на бутылку. Не попал – стреляешь в следующую.

– А как с предохранителя снять?

– Это «Глок», Малыш, у него нет предохранителя. Давай!

Пули вздымали пыль перед мишенями, крошили камень вокруг них. Последние несколько выстрелов Даниэль произвёл тщательно прицеливаясь. В результате всего две бутылки взорвались от прямых попаданий, ещё одна упала, сбитая каменными осколками. Несколько подоглохший, он прокричал:

– Тяжёлый случай, Борис Ефимович?

– Ничего, дело житейское. Замени разбитые и заряжай новою обойму! – как ни в чём ни бывало скомандовал Карлсон.

Малыш выполнил приказание и вернулся на позицию.

– Стрелять?

– Погоди. Давай-ка сначала прицел тебе настроим. Здесь, – Карлсон постучал согнутым пальцем себе по виску. – Тогда, в Москве, экстренный режим работы твоего чипа запустился из-за повышенного адреналинового фона в твоей крови. Есть ещё один способ включить Ре́мбо…

Карлсон остановился, заметив удивление на лице Малыша.

– При всём уважении, Борис Ефимович: не Ре́мбо, а Рембо́, – поправил его ученик. – И я не совсем понимаю, при чём здесь французский поэт.

Карлсон усмехнулся.

– То есть кто такой Ре́мбо ты не знаешь, а Рембо́ знаешь… Для продавца книг это, конечно, неплохо, но и киноклассику знать надо… Ты хоть «Терминатора»-то видел?

Даниэль кивнул.