Приключения Джона Девиса

Я вышел на палубу, чтобы полюбоваться на последние лучи солнца, которое уже садилось за азиатскими горами. Весь экипаж привел себя в порядок и принарядился: матросы не забывали, подобно мне, о воскресеньях и вели себя чинно, как истинные англичане, в этот день. Одни спали на люках, другие читали, лежа на канатах, третьи степенно прохаживались по палубе, как вдруг на берегу, около большого здания, раздались страшные крики, и все головы обратились в ту сторону. Какой-то турок, преследуемый яростной толпой, выбежал из ворот, бросился к берегу, запрыгнул в лодку и отчаянно начал грести от пристани. Сначала беглец, видимо, не знал, куда ему податься, но преследователи тоже бросились в лодки и погнались за ним. Он направил свою лодку к «Трезубцу» и, несмотря на то что вахтенный в него прицелился, ухватился за трап, взлетел на палубу и потом, став на колени, раздирая чалму свою и крестясь, начал выкрикивать какие-то слова, которых никто из нас не понимал. В это время еврей, получив от лорда Байрона плату за труды, вышел с ним на палубу. Моисей объяснил нам, что этот человек, верно, совершил какое-нибудь преступление и, чтобы обрести наше покровительство, говорит, что хочет сделаться христианином. В эту минуту с моря раздались ужасные крики: преследователи требовали, чтобы беглеца выдали. Корабль был осажден пятьюдесятью-шестьюдесятью лодками, в которых было по меньшей мере человек триста.

Подобно восточным лошадям, которые ходят только шагом или в галоп, турки не знают середины между полной безмятежностью и страшной вспыльчивостью. В этом случае они становятся настоящими демонами. Вино запретил им Магомет, зато они пьянеют при виде крови и, попробовав ее, становятся дикими зверьми, на которых уже не действуют ни уговоры, ни угрозы. Я не понимаю, каким образом наш толмач мог разобрать что-нибудь в этом потоке речей, гвалте звуков, яростных возгласов, которые неслись к нам, как бурный вихрь. В этой сцене было что-то фантастическое, и дело принимало серьезный оборот, так что все матросы вооружились, будто готовясь защищать корабль на случай абордажа. Между тем нападающие, заметив это, казалось, поостыли, и Борк, который тоже вышел на палубу, воспользовался затишьем и приказал нашему жиду спросить, чего они хотят. Моисей показал знаками, что он желает говорить, но тут крики начались снова, сабли и кинжалы заблистали, и поднялся шум еще сильнее прежнего.

– Возьмите его, бросьте в море, и дело с концом, – сказал Борк, указав на беглеца, который, обнажив свою бритую голову, сверкая глазами, преисполненными страха и гнева, уцепился за бизань-мачту и будто прирос к ней.

– Кто смеет распоряжаться на моем корабле? – раздался суровый голос, который, как обыкновенно во время бури или в бою, заглушил все прочие голоса.

Все мгновенно обернулись. Капитан стоял на юте, словно царя над всем происходящим. Никто не видел, как он туда взошел. Борк замолчал и побледнел. Турки, видно, тоже догадались по высокому росту, седым волосам и расшитому мундиру капитана, что это главный у христиан. Все они обратились к нему и закричали в один голос.

Капитан спросил жида, как сказать по-турецки «Молчать!», и, взяв рупор, произнес турецкое слово с такой силой, что оно громом загрохотало над толпой. В ту же минуту, будто по волшебству, шум утих, сабли и кинжалы исчезли, весла замерли. Моисей, став на люк, спросил, что сделал беглец. Все хором закричали:

– Он убийца! Смерть за смерть!

Моисей показал знаками, что хочет говорить, и толпа снова умолкла.

– Кого он убил? Как он убил?

В одной лодке поднялся молодой турок.

– Я сын того, кого он убил. Кровь, обагрившая его кафтан, – кровь моего отца. Этой кровью клянусь: я вырву у него из груди сердце и брошу на съедение собакам.

– Почему он убил твоего отца? – спросил Моисей.

– Из мести. Убил сначала брата моего, который был в доме, потом отца, который сидел на пороге. Подло убил их, беззащитных, когда меня не было. Он убил, и его надо убить!

– Ответь, – сказал капитан, – что, возможно, это правда, но в любом случае дело должен рассмотреть судья.

Как только Моисей перевел эти слова, крики послышались снова.

– Что нам судьи! – кричали турки. – У нас, если станешь ждать судей, так никогда толку не добьешься! Мы сами с ним разделаемся! Дайте нам его сюда! Выдайте убийцу! Убийцу! Убийцу!

– Мы отвезем убийцу в Константинополь и передадим судье.

– Нет, нет! – кричали турки. – Давайте его нам! Выдайте его, а не то валлах! Биллях! Таллах! Мы сами его возьмем! – И, снова обнажив сабли и кинжалы, они взревели: – Убьем гяуров!

– Трапы долой! – крикнул капитан в рупор. – Стреляй в первого, кто сунется!

Приказание тотчас было исполнено, и человек двадцать матросов с ружьями и карабинами влезли на марсы. Эти приготовления, смысл которых был очевиден, немного усмирили нападавших, и они отдалились от корабля футов на тридцать. В это время с лодок раздались два выстрела, но, к счастью, никого не ранили.

– Выстрелить из пушки холостым зарядом! – крикнул капитан. – Не уймутся – так потопить лодки две-три, а там что Бог даст!