Приключения Джона Девиса

– Нет, брат Джеймс, у меня дело другое. Не я ищу приключений, а приключения меня. Посмотри-ка на этот перстень.

– Тем хуже, – сказал он, взглянув на перстень, – мне еще в молодости порассказали о говорящих букетах, о немых, о кожаных мешках, которые начинают кричать, когда их бросают в море. Не знаю, правда ли все это, но по рассказам именно здесь такие истории и случаются.

Я с сомнением покачал головой.

– Позволь спросить, – продолжал Джеймс, – как тебе достался этот талисман?

– Мне кинули его из зарешеченного окна, откуда раздался крик в тот день, когда мы встретили старого грека, которого вели на казнь. Помнишь?

– Да, помню. Так, видно, тебя в этом-то доме и ждут?

– Я думаю.

– А позвольте спросить, когда?

– Сегодня, часов в семь или восемь.

– И ты пойдешь?

– Разумеется.

– Ступай, любезный. Конечно, и я ни за что на свете не отказался бы от такого увлекательного приключения. А я сделаю то, что ты сделал бы в подобном случае, если бы оказался на моем месте.

– Делай что хочешь, любезный Джеймс. Я полагаюсь на твою дружбу.

Джеймс пожал мне руку, я окончил свой туалет, и мы вместе вышли на палубу. Залп пушек сераля возвестил народу, что он скоро будет лицезреть своего падишаха. Все корабли, стоявшие на якоре в Босфоре, подняли флаги и тоже начали палить. Константинополь в эту минуту обрел волшебный вид: весь Золотой Рог был в огне, с нашего корабля, который гремел подобно другим, мы видели сквозь просветы в дыму мечети, укрепления, минареты, красивые дома, сады, наполненные густой зеленью, кладбища с огромными кипарисами, амфитеатр зданий, беспорядочно нагроможденных, и все это принимало причудливые формы и казалось сном.

Залпами нас призывали в сераль, мы сели с капитаном в баркас и поспешили к берегу. Там нас ждали богато украшенные лошади, мне достался прекрасный серый конь в яблоках, с отделанной золотом сбруей, – конь, на котором не стыдно было бы разъезжать главнокомандующему в день битвы. Я вскочил на него с легкостью, которой позавидовали бы многие морские офицеры. У ворот сераля мы встретили нашего посла и лорда Байрона, последний был в алом мундире, богато расшитом золотом, похожем на мундиры английских адъютантов. Посол пригласил его, как постороннего зрителя, присутствовать при этой церемонии, а между тем она его чрезвычайно беспокоила. Байрон беспокоился о том, какое место занять в кортеже, потому что даже в глазах неверных хотел сохранить привилегии своего звания. Эдер тщетно уверял его, что не может назначить ему особенного места и что турки ничего не понимают в обычаях английской знати; лорд Байрон успокоился только тогда, когда австрийский интернунций[36] сам вызвался выбрать ему место в свите Эдера.

Мы вошли на первый двор, через несколько минут началось шествие. Впереди шли янычары, за ними разные другие войска, менее блестящие, потом множество серальских и государственных сановников в колоссальных тюрбанах, наконец, явился сам султан Махмуд на пышно убранном арабском коне. Кроме черной собольей шубы и пера, усыпанного бриллиантами, на белом тюрбане, никаких знаков высокого сана мы не приметили. Перед султаном шел казначей и бросал в народ мелкие, только что отчеканенные, монеты, а за ним секретарь, который собирал в желтый портфель просьбы и жалобы, подаваемые султану. Посол сделал знак, что нам пора присоединиться к шествию, и мы тотчас заняли пустое пространство, оставленное нам между телохранителями султана и какими-то кавалеристами в золотых касках. Мы поехали за его султанским величеством, ослепленные, или, лучше сказать, пораженные этим восточным великолепием, которого Европа не могла бы достичь, если бы даже собрала и выставила напоказ все свои сокровища.

Нам надо было проехать весь город, чтобы достичь мечети султана Ахмеда, стоявшей на южном краю знаменитого в византийских летописях ипподрома, который турки называют Ат-мейданом, что значит «конская площадь». Султан с главными сановниками прошел в мечеть. Нам, как неверным, нельзя было входить туда, и потому султан с истинно восточной учтивостью оставил три четверти своей свиты вместе с нами. Пробыв в мечети с полчаса, султан снова сел на коня и поехал смотреть на игру в джерид[37] – любимую забаву турок и египтян.