Приключения Джона Девиса

Из всех наших посетителей на корабле остался один только жид Моисей, который приехал к нам по торговым делам. Этот иудей был настоящим эталоном мелкого торгаша. Карманы его были набиты образчиками. В ящике находились предметы всех возможных родов. Этот человек торговал всем на свете, от шалей до трубок, и с первых его слов я догадался, что у него есть еще и другое ремесло. Он дал мне адрес своего магазина в Галате, уверяя, что я найду там лучший во всем Константинополе табак. Я взял адрес на всякий случай и сказал Моисею, что обязательно зайду к нему. Жид говорил по-английски кое-как, но его можно было понять, а это настоящая находка для такого искателя приключений, как лорд Байрон, и для человека, который, подобно мне, грезит наяву. Мы спросили еврея, не сыщет ли он нам смышленого проводника, потому что лорд Байрон намеревался на следующий день объехать константинопольские стены и попросил капитана отпустить меня с ним, на что тот охотно согласился. Еврей вызвался сам сопровождать нас, он уже лет двадцать жил в Константинополе и знал город лучше большинства турок, которые там родились. Притом у него не было никаких – ни общественных, ни религиозных – предрассудков, и он обещал рассказать нам все, что знает о людях, с которыми мы повстречаемся, и местах, по которым будем проезжать.

Мы начали свое странствие на рассвете, и поскольку часть константинопольских стен выходит прямо из воды, то мы взяли лодку, подплыли к Семибашенному замку[33] и там уже вышли на берег. Еврей ждал нас с лошадьми, которых нанял. Они были прекрасны. Арабские лошади ходили не иначе как шагом или в галоп; рысь и иноходь, поступи не природные, на Востоке были совершенно неизвестны. Мы поехали шагом, потому что хотели все внимательно рассмотреть.

Константинополь восхитителен. Вообразите пространство в четыре мили, окруженное тройными огромными зубцами, которые поросли травой и над которыми возвышаются двести восемнадцать башен, а с другой стороны дороги тянутся турецкие кладбища, осененные кипарисами, на которых тысячами сидят горлицы, соловьи и малиновки. Вся эта красота смотрится в синее море и утопает в небе, на котором разборчивые древние боги устроили свой Олимп.

У развалин древнего Константиновского дворца мы пересекли залив Золотой Рог и снова очутились в Азии. Еврей повел нас к холму, откуда были видны Мраморное море, гора Олимп, азиатские долины, Константинополь и Босфор, который извивался среди садов, наполненных самой роскошной растительностью, среди красивых павильонов и дворцов, расписанных необычайными орнаментами. На этом самом месте Магомет Завоеватель, восхищенный зрелищем, которое открылось его глазам, водрузил свое знамя и поклялся Пророком, что возьмет Константинополь или умрет под его стенами.

Один армянин в память об историческом предании построил кофейню на этом самом месте. Истомленные усталостью и зноем, мы сошли с лошадей и, войдя в кофейню, вынуждены были тотчас забыть свое европейское самолюбие и признаться, что только турки умеют сполна наслаждаться жизнью. Вместо того чтобы толкаться в какой-нибудь общей зале или забиться в тесную и душную комнату, люди здесь идут через прекрасный сад на берег ручья. Мы разлеглись на зеленом ковре, хозяин принес нам трубки, шербет и кофе и ушел, чтобы мы могли спокойно позавтракать по-восточному. Лорду Байрону все эти удовольствия надоели еще в Греции, но я вкушал их впервые и потому был в восхищении.

Выкурив по нескольку трубок самого лучшего табаку, какой был у нашего жида, мы снова сели на коней, чтобы продолжить свое путешествие, и через четверть часа подъехали к небольшой греческой церкви, весьма почитаемой в той местности. Монах, исполнявший обязанности проводника, вместо того чтобы показать нам внутреннее убранство церкви, подвел нас к пруду, окруженному золоченной оградкой. Там он начал кидать в воду хлебные крошки, и бесчисленное множество рыбок всплыли к поверхности пруда и стали ловить крошки, а монах между тем почтительно кланялся. Это меня удивило, я всегда полагал, что в подобном случае благодарить должны рыбы, а не тот, кто их кормит. Но на этот раз я ошибался: это были особые рыбы, и монахи очень скудно платили им хлебными крошками за обильную милостыню, которую те добывали для монастыря. Случай, которому эти рыбки были обязаны таким почитанием, произошел во время штурма Константинополя.