После этого все идет прежним порядком, никто не напоминает несчастной об ее проступке и спокойно ждут, чтобы назначенное время наступило.
В этот день старший в семействе спрашивает у несчастной, где ее муж, и, если мужа нет, он ее застреливает.
Возвратись же, мой милый, потому что, если не возвратишься, ты убьешь не только меня, но и нашего ребенка».
«Стефана говорит, что я день ото дня худею. Нынче утром она советовала мне беречься, она боится, нет ли у меня болезни Апостоли. Она не знает, что теперь я не могу умереть, потому что должна жить за двоих».
«Где ты теперь, мой милый? Верно, в Смирне. Неизвестность – одна из причин, по которым разлука так тяжела. Я угадала: чем больше проходит времени, тем я больше печалюсь. Мне страшно подумать, что воспоминание, столь живое сразу же после разлуки, изглаживается и затягивается, как рана, правда, после раны остается шрам, но разве нет шрамов, которые со временем совсем проходят?
Разумеется, что это не может касаться меня: здесь всё говорит моему сердцу. Куда бы я ни пошла, ты везде бывал, везде еще свежо воспоминание о тебе. Я бы не могла забыть тебя, если бы даже хотела, потому что окружена такими воспоминаниями, и если бы моя рана могла затянуться, то любовь осталась бы в ней, и навсегда.
С тобой не то. Кроме нашего острова, я нигде не бывала, никто меня не видел, ничто не напомнит тебе обо мне. А я, прости меня, я так мало знаю, что, если бы услышала, где ты живешь, я бы не угадала, в которую сторону мне посылать по ветру свои вздохи и поцелуи.
Это невежество еще усиливает любовь мою. Если бы я была учена как ты, воображению моему было бы где разгуляться, я бы спрашивала сама себя, какая сила удерживает звезды над моей головой, отчего времена года в определенные сроки возвращаются, чья невидимая рука управляет судьбами царств, и тогда, погрузившись в размышления, стараясь измерить могущество Божие и знание людское, я бы, может быть, на минуту и забыла о тебе. К несчастью, у меня нет этого развлечения. Едва сделаю несколько шагов, и уже дошла до пределов моего ума, стесненного невежеством, и снова принуждена возвратиться к своему сердцу, исполненному любовью».
«Боже мой! Боже мой! Ни слуха о тебе. И нет надежды получить какую-нибудь весть. Прошедшее мое светло, настоящее мрачно, будущее черно. И я ничем не могу изменить обстоятельств, от которых зависит жизнь и смерть моя… Ждать! О, как это тяжело!
Я не сомневаюсь в твоей любви, верю твоему слову, знаю, что ты сделаешь все, что человечески возможно, чтобы только возвратиться ко мне. Но судьба сильнее человеческой воли. Мне хотелось бы лететь к тебе, а я принуждена жить здесь. Бывают минуты, когда мне хотелось бы умереть, чтобы душа моя освободилась от оболочки тела».
«О, теперь я точно больна, мой милый, меня мучит лихорадка, и я беспрестанно перехожу от ужасного волнения к смертельному унынию. Я думала, что могу писать тебе каждый день и поверять тебе каждую мысль моего сердца, но они скоро истощились. Что нового могу я сказать тебе? Я все уже высказала. Люблю тебя, люблю, люблю!..
Чтобы выразить все мысли, которые занимали меня целый день, мне стоит только вечером написать одно это слово».
«Нет больше сомнения! Живое существо трепещет у меня под сердцем, я сейчас это почувствовала и возвращаюсь к письму моему, чтобы сказать тебе: мы оба тебя любим.
О, не забудь этого: теперь я не одна, теперь ты не для меня одной должен вернуться. Между нами есть нечто священнее нашей любви – наш ребенок.
Я плачу, мой милый. От радости или от страха? Нужды нет, по крайней мере, я могу снова плакать а слезы облегчают меня».
«Сегодня четыре месяца, как ты меня покинул, четыре месяца день в день, и все это время не прошло ни минуты, когда бы я о тебе не думала.
Поспеши вернуться, мой милый, ты не узнаешь своей Фатиницы: так она стала слаба и бледна».
«Богу известно, что я была доброй дочерью, доброй сестрой, и что во время опасных поездок моего отца и брата не проходило дня, чтобы я за них не молилась. Послушай же, и не вини меня в этом: с тех пор как вы вместе уехали, мне кажется, я трех раз об них не подумала, а между тем ведь они подвергаются опасностям, для них море готовит бури, битвы готовят раны, правосудие людское – казни.
Боже мой! Прости, что я не думаю больше об отце и брате, прости, что я думаю только об одном моем возлюбленном.
О, как бы мне хотелось погрузиться в летаргический сон и пробудиться только для того, чтобы быть счастливой или умереть. Время течет, часы проходят, и я замечаю это только потому, что дни сменяются ночами, а за ночью следует день. Если это продолжается таким образом пять месяцев, отчего же оно не может продолжаться и всегда? Время считается только горестями или радостями: пять месяцев разлуки – целая вечность.
Боже мой! Что это я там вижу?.. Неужели наша фелука?
О, благодарю тебя, Боже мой! Это она, она!
Так я тебя снова увижу!
Господи! Дай мне силы перенести это благополучие!
О, я умру с радости… если не с горя».
«Без тебя! Без тебя!.. Господи, помилуй меня грешную!»