Приключения Джона Девиса. Капитан Поль

Какой-то армянин воспользовался историческим преданием и построил кофейный дом на том самом месте, где последний Палеолог лишился и престола, и жизни. Истомленные усталостью и зноем, мы сошли с коней под чинаром, осеняющим дверь, и, войдя в кофейный дом, принуждены были сразу же отложить свое европейское самолюбие и признаться, что только турки умеют вполне наслаждаться жизнью. Вместо того чтобы толкаться в каком-нибудь зале, полном посетителей, или забиться в тесную и душную комнату, люди идут здесь через прекрасный сад на берег ручья. Мы c удовольствием разлеглись на зеленом ковре, который оставлял далеко за собой искусственные лужайки наших парков, хозяин принес нам трубки, шербет, кофе и ушел, чтобы мы могли свободно позавтракать по-восточному. Лорду Байрону все эти наслаждения надоели уже в Греции, но я испытывал их в первый раз и потому был в восхищении.

Выкурив по нескольку трубок самого лучшего табаку, какой только был у нашего проводника в кальянах с розовой водой, мы снова сели на коней, чтобы продолжать свое путешествие, и через четверть часа приехали к небольшой греческой церкви, весьма уважаемой в той стране. Как только мы вошли в ограду, монах, исполнявший должность чичероне, вместо того чтобы показать нам внутренность церкви, повел нас к пруду, окруженному вызолоченной загородкой. Там он начал кидать в воду хлебные катышки, и бесчисленное множество рыбок, которые показались мне линями, всплыли на поверхность пруда и стали ловить крошки, а монах между тем почтительно кланялся. Это меня удивило: я всегда полагал, что в подобном случае благодарить должны рыбы, а не тот, кто их кормит. Но на этот раз я ошибался: это были заповедные рыбы, и монахи очень бедно отплачивали им хлебными крошками за обильную милостыню, которую они доставляли монастырю. Случай, которому эти рыбки обязаны таким уважением, произошел во время взятия Константинополя, и я передам его читателям так, как узнал сам.

Взяв Константинополь и намереваясь сделать его своей резиденцией, Магомет II, чтобы согласовать признательность к своим воинам с уважением к будущей столице, разрешил грабеж, но запретил поджигать дома. На это отведено было только три дня, и потому солдаты усердно пользовались позволением и проникали в самые сокровенные убежища. Стена, ограждавшая греческий монастырь, считалась неприступной; полагаясь на это, настоятель ничего не боялся и спокойно жарил себе рыбу к обеду. Вдруг вбежал монах и закричал, что турки пробили в стене пролом и проникли в монастырь. Эта весть показалась настоятелю столь невероятной, что он пожал плечами и сказал: «Я скорей поверю, что эти рыбы соскочат со сковороды и начнут прыгать по полу». Только что он выговорил это, как рыбы – разом на пол, и ну скакать и прыгать. Испуганный этим зрелищем, настоятель выпустил их на волю, но, лишь только он вышел в сад, один турок, думая, что он хочет убежать и унести какие-нибудь сокровища, ударил его кинжалом в грудь. Несмотря на смертельную рану, настоятель продолжал бежать и упал уже на берегу пруда. Рыбы поскакали в воду и зажили по-прежнему.

Потомки этих-то почтенных рыб привлекают к пруду путешественников всех стран, любопытных иностранцев, и никто не уходит без того, чтобы не оставить в монастыре более или менее значительной милостыни, смотря по своему званию и богатству. Мы тоже дали кое-что доброму монаху, который показал нам рыб.

Из монастыря, стоящего на половине дороги в Перу, мы отправились на турецкое кладбище, на которое уже издали любовались. Подобно древним римлянам, турки простирают любовь к неге и за пределы жизни. Одно из величайших наслаждений в этом знойном климате есть, без сомнений, тень и свежесть. Мусульмане всю жизнь ищут этих благ, столь редких на Востоке, и потому заботятся о том, чтобы наверняка наслаждаться ими и после смерти. Поэтому турецкие кладбища – не только прекрасное место упокоения для усопших, но и не лишенное красоты место прогулок для живых. Памятники обыкновенно состоят из колонны, покрытой розовой или голубой краской, увенчанной чалмой и исписанной золотыми литерами. Они нисколько не напоминают о смерти и скорее походят на прихотливые украшения сада. Кладбища служат местом для любовных свиданий, и тут турецкие ловеласы, развалившись на дерне, ждут, чтобы греческий невольник или еврейка явились к ним с поручением от какой-нибудь красавицы. Впрочем, как только начинает смеркаться, эти прелестные места, делаются достоянием воров, театром мщения, и там нередко по утрам находят трупы.