«Приключения, Фантастика» 1994 № 04

Взвинченная толпа ревела на все голоса и требовала принесения жертвы. Трудно было поверить, что в каких‑то двухстах метрах над головами шли пешеходы и ехали лимузины, кто‑то целовался с кем‑то, а кто‑то еще только лишь ожидал на свидание возлюбленного или возлюбленную. А что если бы вся эта посвященная братия собралась бы там, на поверхности? Помешал бы ей кто‑нибудь? Нет! Не помешал бы! Иван заскрипел зубами. Конечно, собрались бы любопытные зеваки, поглазели бы, поглядели бы, повертели бы головами, поразевали бы рты, может, даже и повозмущались бы маленько… да и пошли бы себе мимо, своей дорогою бы пошли. Так к чему же вся эта таинственность, к чему подземелья и мрак, черные саваны и сутаны? А к тому, что и это часть страшного, зомбирующего воздействия, вот к чему! Они запросто могут никого не бояться на Земле и в Федерации – там наверху разложение, распад, вырождение–дегенерация еще похлеще, до них нет дела. Но они таятся!

Ибо смысл их жизни – в сокрытии явного, в опутывании, в погружении во мрак. Ибо смысл их жизни – в ношении покровов, застящих взор и скрывающих истинное.

— Маскарад! – прошипел Иван, озираясь.

— Нет, это не маскарад, – как‑то обреченно отозвался Крежень. – Чтоб вы с Гугом не сомневались, когда закончится месса, я покажу тебе еще кое‑что.

— Пойдем сейчас!

— Сейчас нельзя.

— Почему?

— Гляди!

Мрак развеяли свечи – шесть неожиданно вспыхнувших огромных черных свечей, испускающих не только колеблющийся свет, но и тошнотворный, одуряющий запах.

Все было! У Ивана даже заболела голова. Все было и на Хархане, точнее в Меж–Арха–анье, было в Пристанище! Это не просто обряды жертвоприношения, это кровавая круговая порука – они все в крови невинных! Они боятся друг друга, и потому они вынуждены этими жертвоприношениями доказывать свою лояльность, свою причастность к Черному Благу. Мерзавцы! Ублюдки!!

Выродки!!!

Шестиугольная плаха. Шесть торчащих вверх метровых игл. И черное, высверкивающее алмазным искрящимся блеском сидение на цепях… нет, это трон, он во тьме, он опускается вниз, зависает над плахой, на нем кто‑то сидит. Свечи вспыхнули ярче. И Иван остолбенел.

— Лива? – выдохнул он непроизвольно.

— Ливы нет, – тихо изрек Седой, – это жрица смерти.

— Жрица смерти?!

— Да.

— Но почему?!

— Она посвящена. Она лишена памяти. Но взамен ей открыто большее. Она уже не человек, но выше человека, – в голосе Креженя засквозили нотки зависти и даже подобострастия. Он явно верил во все эти чудеса.

— Это ты привел ее сюда?

— Да, это я привел ее сюда!

— Гуг убьет тебя! – Иван усмехнулся – усмешка получилась злой, затравленной.

— Гуг убьет меня в любом случае. А его убьет она! – Крежень выкинул вперед руку, будто протыкая дрожащую пелену полумрака указательным пальцем.

Жертвы поднимались из центра шестиугольника, из потаенного люка, они выползали сами, но движения их были вялые, слепые, сомнамбулические, так могли двигаться ожившие под злыми чарами трупы. Три девушки, обнаженные и обритые наголо. И двое парней с закрытыми глазами. Пятеро обреченных.

— Сейчас жрица выберет шестого, – пояснил Крежень, – или шестую.

— Но она же слепа! – поразился Иван. Он лишь теперь увидел, что в глазах у Ливы стоит мрак, что это пустые глазницы, а вовсе не глаза. Прекрасная, пылкая Ливадия Бэкфайер… и эти безглазые черные провалы!

— Она видит лучше нас. И глубже!

Иван вспомнил, как держал ее в своих объятиях, как целовал, ласкал… нет, это не он держал, это Гуг–Игунфельд Хлодрик Буйный ласкал ее… но он все помнил. Это не она. Это тело ее. Но не она. И смуглое тело, усеянное жемчужными нитями, и эти тяжелые серебряные обручи и браслеты, и развевающиеся во мраке черные невесомые шелка. И эта жуткая трехрогая сверкающая корона?!

— Да обрящут ищущие! – гнул свое вездесущий зловещий глас. – Да отметят алчущие мести! Ибо время наше близко и час наш наступает – ждать недолго. Да изымет каждый священную иглу дабы оросить ее влагой, истекающей из сосудов, уходящих навсегда, дабы смазать пальцы свои кровью приносимых на алтарь Черного Блага.

Трое в черных сутанах с алыми капюшонами на головах вышли из отверстия на плахе–шестиугольнике, вздели руки вверх. И заревела толпа, вскинула руки ответно – в каждой сверкала полуметровая тонкая игла. Заглушая рев завизжали, завопили жертвы, пронзаемые торчащими из звезды остриями – теперь каждая жертва висела на таком острие, свешиваясь головою и телом вниз, в толпу, висела на одной лишь ступне, висела, корчась и извиваясь от боли… и уже тянулись к ней со своими иглами ближайшие, когда голос возрос до воя сирены:

— Шестая жертва!

— Шестая жертва!!! – эхом взревела толпа.

— Жрица выберет шестую жертву!