«Приключения, Фантастика» 1994 № 04

Иван почти бегом побежал по ступеням. Он не огляды вался. Он был снова силен, смел, молод. Он был готов идти на край света.

Внизу его ждал Дил Бронкс. Седой негр на этот раз не улыбался. Глаза его были печальны.

— Худые вести, Иван, – прохрипел он.

— Говори!

— Совет Федерации и Синклит Мирового Сообщества только что дали распоряжение о полной замене и модерни зации всех внеземных орбитальных, внутрисистемных и галактических оборонительных баз.

— Неправда! – закричал Иван.

— Правда, – уныло ответил Дил. – Сменные команды стартовали с двухсот сорока семи космодромов. Сообщение дали уже после их старта. Семьдесят два пояса обороны в ближайшие сутки подвергнутся демонтажу и переоборудованию с тотальной заменой устаревшего вооружения на новое.

— Когда это оно успело устареть?! – Ивана трясло. Он уже все понял. Дегенераты–выродки, эти подлые ублюдки, властители землян, ими же избранные и правящие от их имени, осознанно уничтожали систему обороны Земли. – Да ты понимаешь, что это такое?! Понимаешь?! – Он вцепился Дилу в отвороты куртки, затряс его, будто во всем был виноват этот седой усталый негр, бывший десантник, боец, друг.

— Понимаю, – тихо ответил Дил. – Это Вторжение!

Александр Волгин. Исповедь

«Способность чувствовать», казалось ему, порождается уже самим расположением этих камней, их сочетанием, а так же сочетанием мхов и лишайников, которыми они поросли, и обступивших дом полумертвых дерев — и, главное тем, что все эти ничем не потревоженное, так долго оставалось неизменным и повторяюсь а неподвижных водах озеро.

«Падение дома Ашеров»

Эдгар ПО

Небо на востоке темнеет, наливается грязно–болотной тяжестью. Кучевые облака, еще недавно невесомые, громоздятся в многоэтажные причудливые формы и, надвигаясь покрывают землю мраком. Уже скрылись в этом мраке горные хребты, тянущиеся вдоль горизонта, и бурый скалистый ландшафт слился с розовым небом, замирая в ожидании ужасающих чудес. Лишь озеро, закованное со всех сторон угрюмыми отвесными берегами, оживляется все больше. Зеленовато–свинцовые воды его тревожно забурлили, ускорили свое извечное вращение, порождая иенсливскую воронку, окаймленную у берегов бахромой пены. Многотонные громады волн неистово хлещут утесы по щекам, наполняя грозное поднебесье грохотом и гулом. Но звуки эти едва слышны на фоне тяжелого громоподобного органного гуда, плывущего над безжизненным каменным миром. Незримым потоком заполняет он каньоны и расщелины, отражаясь и дробясь, сотрясает скальные монолиты, вызывает обвалы. Достигнув края плоскогорья, ослабев, он скатывается в пустыню, уносится вдаль и умирает среди густых лесов высоких столбовидных скал, торчащих из ржавых песков, как глобальная планетарная щетина.

Тяжелые плиты туч смыкаются все ближе, лишь далеко на западе в нагромождении облаков еще просвечивает, кажущаяся нереальной, салатная зелень неба… Ветер крепчает…

* * *

Мне никто не поверит. Никто. В это невозможно поверить, это надо выстрадать. Выстрадать на грани безумия. Тогда поверишь, если не сойдешь с ума. Сумасшедшему легче. А что делать мне? Куда идти со своей правдой, кому она нужна?

Все мы рождаемся на Земле. Первое время, маленькие и беспомощные, мы впитываем с материнским молоком мудрость окружающего мира, знания, собранные сотнями поколений. Мы учимся понимать добро и зло и радуемся каждому новому дню, приходящему к нам, подаренному всему миру. С самого рождения мы любим Землю, любим ее свет и доброту, принимаем ее солнечную ласку журчащей воды, пурпурных закатов и восходов. Весь этот любимый нами мир принадлежит нам. И силой этой любви, мы говорим — «По другому и быть не может» — и, убежденные в этом, неся знание, любовь к Земле, уходим к звездам. Мы уверены, что Братья по Разуму поймут нас, ибо они подобны нам, ибо законы едины для всей Вселенной. Нам кажется, что мы знаем все или почти все. Наши знания укладываются в изящную и до гениальности простую систему, недостающие элементы легко угадываются. И вдруг появляется человек и сходу крушит эту красивую удобную систему потому, что его элемент не умещается в ней, да и не может уместиться, ибо это даже не элемент, а самостоятельная система. И в этой новой системе все оказывается навыворот. Перед человечеством вдруг распахивается такая чудовищная бездна еще не познанного, неизведанного, что и заглянуть‑то в нее страшно. Вся история человеческой цивилизации, по сравнению с этой бездной, — песчинка на фоне галактики. И в ужасе отшатнувшись назад, мы говорим: «Чушь, этот человек — сумасшедший». Я бы тоже упрятал этого человека в психиатрическую больницу, если бы… если–бы этим человеком не был я.