– Однако, этого мало, чтобы вести наши корабли, – возразил Хавард. – Ведь теперь их у нас стало гораздо больше.
– Да, с кораблями данов и арабов – двадцать три, – подтвердил Олав.
– А это значит, – гнул свое купец, – что даже сейчас у нас не наберется и двух десятков людей на корабль. А среди них много раненых. Послушайте меня, старика, – вкрадчиво продолжал он. – Богатство нужно живым, мертвым оно ни к чему. Того, что мы уже захватили хватит на всех. К тому же у нас есть пленники и их не мало, более трех сотен. За них мы получим богатый выкуп или продадим на торгу в Бирке. Если же этого кому-то мало, можно добыть и еще. При этом не проливая крови.
– Мужчина не должен бояться пролить кровь. Ни свою, ни чужую, – Гуннар смерил Хаварда презрительным взглядом. – Ты рассуждаешь как торгаш, Норвежец. Если бы я не знал тебя, я бы сказал, что так рассуждают лишь трусы.
– А ты, хевдинг, рассуждаешь как глупый мальчишка, у которого на губах не обсохло молоко! – вспылил купец. – Ты еще не родился, когда я уже убил человека!
Гуннар зло усмехнулся и шагнул к обидчику, пытаясь выхватить меч. Но тяжелая рука конунга стиснула ему запястье.
– Не будем ссориться, – сказал он примирительно и даже весело. – Ведь мы еще не решили, что нам делать.
– Тут нечего и решать, – заявил Гуннар, освобождая свою руку. – Если начали дело, надо доводить его до конца.
– В этом, я думаю, ты прав, – согласился конунг. – А что думаете вы, храбрые хевдинги? – обратился он к упсальцам. Братья переглянулись.
– Нам бы не хотелось терять своих людей, – заявил Эйрик.
– Это ваше общее мнение? – спросил Олав Свейна.
– Да, – угрюмо подтвердил тот. Тогда Олав обернулся к Хаварду.
– Мое мнение ты слышал, конунг, – хмуро проворчал он. – Если у нас сейчас мало людей, чтобы взять всю добычу и корабли, что же будет после битвы? Оставшихся людей не хватит и часть добычи все равно придется бросить. К тому же князь Ратибор ушел не слишком далеко. Если мы схватили одного посланца осажденных, это не значит, что они не послали других. А когда его дружина будет здесь, – купец в сомнении покачал головой. – Не думаю, что даже наш храбрый Гуннар обрадуется этому.
– Какая дружина? Какие посланцы? – обеспокоенно спросил Гуннар у конунга.
– Да, об этом я совсем забыл, – лицо Олава тоже стало озабоченным. – Хаскульд на реке схватил словенина, которого послали из крепости вдогонку за князем Ратибором, – объяснил он Гуннару, Эйрику и Свейну. – Это, пожалуй, меняет дело. К утру мы должны будем погрузить все на корабли. Ты что-то говорил о том, что можно добыть еще, Хавард? – снова обратился он к купцу.
– Я хотел сказать, что не нужно срезать вымя у коровы, если тебе нужно молоко. Лучше подоить ее.
– И эта твоя корова будет давать нам не только молоко. Мы возьмем у нее и серебро, и меха, и мед, и янтарь, и моржовый клык. А чтобы она не упрямилась, мы заберем у нее теленка, – почти весело заключил Олав.
– Ты читаешь мои мысли, конунг! – улыбнулся и Хавард. – Клянусь Тором, я только что подумал об этом!
– Тогда, я думаю, славные хевдинги согласятся с нами, – Олав обвел взглядом собравшихся.
– Конечно, – согласно кивнули Эйрик и Свейн.
– Я тоже согласен, – нехотя пробурчал Гуннар.
– Значит ты, Хавард, пойдешь к словенам и потребуешь дань. С этих пор они всегда будут платить нам ее. Чтобы это меньше задевало их гордость, пусть для начала выкупят своих соплеменников, скажем за… – Олав что-то прикинул в уме. – За триста марок серебра. Да и нам с ними будет меньше хлопот. Кроме того, пусть дадут нам десять сыновей самых знатных горожан в залог мира. На следующий год мы вернем их в обмен на дань.
– И возьмем новых, – довольно пробасил Гуннар.
– Об этом им говорить пока не следует, – предупредил Олав Хаварда. – А вы, доблестные хевдинги, готовьте воинов к битве на виду у словен, чтобы они были посговорчивей.
Когда Гуннар и упсальцы разошлись к своим людям, Хавард негромко спросил у конунга.
– А как же наш словенский друг в крепости?
– Я думаю, он парень сообразительный, – ответил Олав. – И сам поймет что к чему, когда мы возьмем дань и уйдем. А потом, – Олав помедлил немного. – Потом он нам пригодится. Ведь мы же вернемся сюда.