Напротив оружейного ряда особый ряд. Заморские купцы здесь частые гости. Этот ряд только для богатых. Здесь торгуют рабами. Хочешь получить здорового, молодого, сильного раба? Плати семьдесят монет, и он твой. Рабыни, особенно хорошенькие, идут дороже. Ведь за красоту надо платить. Но и тут все зависит от вкуса. Хочешь, бери горячую, смуглолицую южанку. Нет? Есть здесь и дочери севера с мягкими, окрашенными солнцем волосами, чья кожа превосходит белизной первый снег. Есть совсем юные, стройные, как молодые березки девы и пышнотелые женщины, познавшие все премудрости любви. Торг в Ладоге богатый. Потому и не берут продавцы за рабынь больше ста пятидесяти дирхемов. Так можно и покупателя потерять. Ну а если уж сговорились и ударили по рукам, тут нужна точность. Дирхемы берут не на счет, а на вес. Если попадутся легковесные, не беда, можно добавить еще полмонеты. У каждого купца есть весы и набор гирек. Для купца это вещь необходимая. Для него весы все равно что соха для пахаря или меч для воина. На них он отвешивает золото, серебро, другой ценный товар. С ними его и в могилу положат. Купец он и на том свете купец.
На краю Поля, под горой, ближе к реке прилепились кузницы. Там закатным солнцем горели открытые горны. Перестук молотов и запах каленого железа стоял над ним. Кузнецы работали. Работы у них сегодня было много. Ладожаие провожали князя Ратибора с дружиной и купцов до Киева. А перед отъездом всегда найдется дело кузнецу. То уключину выправить, то цепь склепать, там, глядишь, котлу надо проушину наварить, а то кому-нибудь и доспех подправить.
Ниже кузниц по берегу Волхова пристань. Целый лес мачт колышется над рекой. Здесь и длинные, стремительные корабли данов, с изогнутыми точно лебединая шея, штевнями. И широкие, вместительные суда поморян из Арконы. Странные арабские корабли с двумя мачтами колышутся на легкой волне рядом с лодьями Ратибора. Там, где стоят корабли князя особенно оживленно. По еловым сходням снуют челядинцы и отроки, загружая последние припасы. На берегу шумит нарядная толпа. Это ладожский люд пришел проводить кто брата, кто отца, кто сына, а кто и мужа. До Киева путь не ближний. Когда-то еще вернутся? Все ли?
– Доброй путь вам, родимые!
– Дажьбог даст, увидимся.
– Князь Ратибор, он слышь ты, удачливый. И себе славы добудет и нам чести.
– Вот возвернусь с добычей, новую избу поставим.
– Тятка, а гостинцев с Киева привезешь?
– Ждите с подарками.
– На кого покидаешь меня, Нечаюшка, сокол мой ясный!
– Ну будет, будет тебе, вот вернусь и свадьбу сыграем.
– Возьми, сыночек, ладанку. Я ее у бабки Лазутины взяла. Заговоренная она. От стрелы, от копья, от меча острого оборонит.
– Братка! Дай меч подержать! Ну дай, что тебе, жалко?
У княжеской лодьи, у кормы, там, где над рулевым веслом возвышается высокий штевень с надетым на него турьим черепом, собрались ладожские мужи лучшие.
Здесь сам князь Ратибор. Хоть и в годах князь, но по-прежнему широк в плечах, кряжист словно дуб старый.
По осанке сразу видно бывалого воина. Рядом старейшины ладожские, братья Гостомысл и Гремислав. Похожи братья, хоть и лежит меж ними семь годов. Оба высокие, сухие, с резными посохами в руках. Только у Гостомысл а борода совсем белая. Да нет у него тех морщин в углах рта, что делают лицо Гремислава таким холодным, почти надменным. Вместе с ними купец Данислав да Ярый, старый воевода. Они с Даниславом погодки. Обоим уже давно перевалило за пятьдесят. Все стоят чинно, от молодежи особо. Беседу ведут неспешно.
– Что ты не говори, Ратибор, а не лежит у меня сердце, – обратился Данислав к князю. – Не спокойно у меня на душе. Муторно, словно Див беду кличет.
– Полно, Данислав, – улыбнулся князь, – опять твои страхи. Мы и так уже месяц потеряли. Сам же видел, что из Бирки купцы прибыли.
– Так что с того, – не сдавался купец. – Что-то я не приметил у них товару особого. А вот людей у Хаварда с Гуннаром почитай сотня.
– В этом Данислав прав, – поддержал его Гостомысл. – Не нравится мне это. Не похоже, чтобы свеи на торг приплыли. Крутом ходят, высматривают, вынюхивают, а чтоб продать или купить что, этого не заметно.
– С чем они там приплыли – их дело, – вступил в разговор Гремислав. – Только того, что было при Бьерне-конунге свеям уже не удастся. Говорил я вчера с Рольфом, шурином моим, так он мне сказал, что свейскому конунгу Анунду сейчас со своими делами бы управиться, не то что в наши влезать. Сейчас за морем Варяжским все больше даны силу забирают.
– Что бы там ни было, – разгладил усы Ратибор, – а тревоги ваши напрасны.
– Оно так, князь, – продолжал Гостомысл, – может тревоги и напрасны, да осторожность не помешает. Время нынче не спокойное.
– Да уж, – добавил Данислав, – лучше бы тебе, князь, родную землю поберечь, чем искать славы на стороне.