Приключения Филиппа в его странствованиях по свету

Скоро большая жолтая карета съ напудреннымъ лакеемъ опять явилась у дверей мистриссъ Брандонъ въ Торнгофской улиц, изъ кареты вышла лэди Рингудъ съ двумя дочерьми. Он вошли къ мистеру Филиппу именно въ то время, какъ этотъ достойный джентльмэнъ сидлъ за обдомъ съ своей женой. Лэди Рингудъ, намревавшаяся быть любезной, приходила въ восторгъ отъ всего — чистый домъ опрятная служанка, хорошенькія комнатки — и какія очаровательныя картины! Многія изъ этихъ картинъ были работы бднаго Ридли, который какъ мы уже говорили, писалъ бороду Филиппа и брови Шарлотты и малютку Фирминъ тысячу разъ.

— Можемъ мы войти? Мы вамъ помшали? Какой прекрасный фарфоръ! Какая прелестная кружка, мистеръ Фирминъ!

Это былъ подарокъ живописца его крёстной дочери,

— Какой вкусный завтракъ! Это обдъ? Какъ пріятно обдать въ такое время!

Эти дамы ршились восхищаться всмъ.

— Мы димъ вашихъ цыплятъ. Можемъ мы предложить вамъ и миссъ Рингудъ? сказалъ хозяинъ.

— Зачмъ вы обдаете не въ столовой, а въ спальной? спросилъ Фрэнклинъ Рингудъ, интересный сынокъ барона Рингуда. — А у насъ дв столовыхъ, кром кабинета папа, въ который я не долженъ входить. И у слугъ дв столовыхъ.

— Молчи! останавливаетъ мама.

Но Фрэнилинъ продолжаетъ:

— И въ Рингуд столько же и въ Уипгэм. Уипгэмъ мн нравится гораздо больше Рингуда, потому что мой пони въ Уипгэм. У васъ нтъ пони. Вы слишкомъ бдны.

— Фрэнклинъ!

— Вы сами сказали, что онъ бденъ; у васъ не было бы цыплятъ если бы мы вамъ не прислали. Мама, помните, вы говорили, что они очень бдный.

Мама, покраснла, и наврно щоки и уши Филиппа тоже горли; въ первый разъ мистриссъ Фирминъ обрадовалась, услыхавъ, что ея двочка заплакала, потому что это подало ей предлогъ уйти въ дтскую, куда и другія дамы пошли за ней.

Между тмъ мистеръ Фрэнклинъ продолжалъ свой безыскусственный разговоръ.

— Мистеръ Филиппъ, почему васъ вс называютъ злымъ? У васъ лицо не злое, и у мистриссъ Фирминъ то же лицо не злое, она по виду очень добра.

— Кто называетъ меня злымъ? спросилъ Филиппъ у своего простодушнаго родственника.

— О, многіе! Кузенъ Рингудъ это говоритъ; Бланшъ это говоритъ; Улькомъ это говорить; только я его не люблю, онъ такой смуглый. Когда они услышатъ, что вы у насъ обдали, Рингудъ говоритъ: "Здсь былъ этотъ скотъ?" Я вовсе его не люблю. Но васъ я люблю, по-крайней-мр, мн такъ кажется. У васъ только апельсины за десертомъ. А у насъ всегда такъ много за десертомъ. У васъ нтъ врно потому, что у васъ мало денегъ.

— Да, у меня очень мало, сказалъ Филиппъ.

— А у меня много. Я куплю что-нибудь для вашей жены; я лучше люблю, когда вы у насъ, чмъ Бланшъ, Рингудъ и этотъ Улькомъ; они никогда ничего мн не дарятъ. Вы не можете, конечно, потому что вы очень бдны; но мы будемъ часто присылать къ вамъ разныя разности. Мн хотлось бы апельсинъ, благодарствуйте. Въ нашей школ есть мальчикъ, его зовутъ Сёклингъ, онъ сълъ восемнадцать апельсиновъ и никому не далъ ни одного. Не правда ли какой жадный? Я всегда пью вино съ апельсинами. Благодарю. Какъ это вкусно! Но у васъ, врно, не часто это бываетъ, потому что вы такъ бдны.

Я радъ, что двочка Филиппа не могла понять, будучи въ такомъ нжномъ возраст, комплименты, которыми осыпала её лэди Рингудъ и ея дочери. Комплименты восхитили мать, для которой и назначались, и не внушили тщеславія безсознательной малютк. Что сказала бы вжливая мама, и сестры, еслибы слышали болтовню несчастнаго Фрэнклина? Простота мальчика забавляла его высокаго кузена.

— Да, сказалъ Филиппъ;- мы очень бдны, но мы очень счастливы и намъ всё-равно.

— Мадмоазель, нмецкая гувернантка, говоритъ, что она удивляется, какъ вы можете жить; и я не думаю, чтобъ вы могли, если бы ли, сколько стъ она. Вамъ надо бы посмотрть, какъ много она стъ. Фредъ, мой братъ, тотъ, который въ университет, разъ вздумалъ посмотрть сколько можетъ състь мадмоазель Вальфишъ; она два раза брала супу, два раза рыбы, потомъ взяла жареной баранины — нтъ, кажется говядины, а горохъ она стъ ножомъ, и еще она ла малиновый пуддингъ, и пива сколько пила…

Что было бы дальше, мы не узнаемъ никогда, потому что, пока молодой Фрэнклинъ задыхался отъ смха при смшномъ воспоминаніи объ аппетит мистриссъ Вальфишъ, его мать и сёстры пришли съ Шарлоттой изъ дтской и прекратили разговоръ милаго мальчика. Дамы ухали въ восхищеніи отъ Филиппа, Шарлотты, ихъ малютки. Всё было такъ прилично. Всё было такъ мило. Мистриссъ Фирминъ была такъ изящна. Знатныя дамы наблюдали за нею съ такимъ любопытствомъ, какое бробдингнагскія дамы обнаруживали, когда держали на ладони маленькаго Гулливера и смотрли, какъ онъ кланялся, улыбался, танцовалъ, вынималъ шпагу и снималъ шляпу, точно человкъ.

Глава XXXVI ВЪ КОТОРОЙ ГОСТИНЫЯ ОСТАЮТСЯ НЕ МЁБЛИРОВАНЫ