Приключения Филиппа в его странствованиях по свету

— Онъ могъ бы предложить намъ закусить за то, что мы привезли его домой. Только половина второго. Нехорошо ложиться спать такъ рано. Пойдёмъ и выпьемъ гд-нибудь. Я знаю очень хорошую таверну недалеко отсюда. Нтъ, вы не хотите? Я знаю — тутъ он разразился хохотомъ, который какъ-то страшно раздался по спящей улиц — я знаю о чомъ вы думали всё это время. Вы думали: «этотъ скучный старый пасторъ попробуетъ занять денегъ у меня». Но я не буду занимать, мой милый. У меня есть банкиръ; онъ меня боится. Вы понимаете. Я могу добывать соверены отъ моего щоголя доктора въ Старой Паррской улиц. Я предписываю ему кровопусканіе. Я вытягиваю деньги отъ него. Онъ очень добрый малый, Бруммелль Фирминъ. Онъ не можетъ ни въ чомъ отказать своему дорогому старому другу. Спасибо ему.

И, отправляясь въ одинъ изъ своихъ полуночныхъ притоновъ, онъ махнулъ рукою по воздуху. Я слышалъ его хохотъ въ безмолвной улиц и полисмэнъ X, шагавшій на караул, обернулся и подозрительно поглядлъ на него.

Тутъ я подумалъ о мрачномъ лиц и меланхолическихъ глазахъ доктора Фирмина. Доброжелательное ли воспоминаніе о прежнихъ временахъ было союзомъ между этими людьми? Вс въ дом моёмъ давно спали, когда я растворилъ и тихо затворилъ дверь моего дома. При мерцающемъ свт ночника я могъ видть тихое дыханіе матери и ребёнка. О! счастливы т, которыхъ на изголовьи не преслдуетъ угрызеніе! Счастливы т, кто избгнулъ искушенія!

Мои подозрнія о грязномъ пастор подтверждались предположеніями Филиппа о нёмъ, которыя онъ выражалъ съ своимъ обыкновеннымъ чистосердечіемъ.

— Этотъ негодяй требуетъ чего хочетъ въ гостинниц фирминскаго герба, говорилъ бдный Филиппъ: — а когда собираются важные гости моего отца, я полагаю, что почтенный джентльмэнъ обдаетъ съ ними. Желалъ бы я посмотрть, какъ онъ чокается съ старымъ Бёмпширомъ или бьётъ бишопа по спин. Онъ живётъ въ улиц Слиго за угломъ, такъ, чтобы находиться около нашего дома, между тмъ сохранять свою независимость. А то я удивился бы, почему онъ не поселился въ Старой Паррской улиц, гд стоитъ порожнею спальня моей бдной матери. Докторъ не хочетъ занимать этой комнаты. Я помню теперь, какъ молчаливы бывали они между собою и какъ испугана она всегда казалась передъ нимъ. Что онъ сдлалъ? Я знаю одно дло въ его молодости. Не знаетъ ли еще чего этотъ Гёнтъ? Они врно были сообщниками въ какомъ-нибудь заговор, сэръ, и непремнно съ этикъ молодымъ Синкбарзомъ, о которомъ вчно хвастаетъ Гёнтъ, достойнымъ сыномъ достойнаго Рингуда. Не-уже-ли развратъ течотъ въ крови? Я слышалъ, что мои предки были честными людьми. Можетъ быть только оттого, что никто не могъ узнать ихъ дурныхъ длъ; и фамильное пятно обнаружится во мн когда-нибудь. Я теперь еще не совсмъ дурень, но я дрожу, какъ бы мн не пропасть совсмъ. Положимъ, я утону и пойду ко дну? Не весело, Пенденнисъ, имть такого отца, какъ мой. Не обманывайте меня вашимъ пальятивнымъ состраданіемъ и успокоительными предположеніями. Вы тогда напоминаете мн о большомъ свт — ей-богу такъ! Я смюсь, пью, веселюсь, пою, курю безконечно, а говорю вамъ, я чувствую постоянно какъ-будто мечъ виситъ надъ черепомъ моимъ, когда-нибудь опустится и разсчотъ его. Подъ Старой Паррской улицей подводятъ мины, сэръ — подводятъ мины. И когда-нибудь мы будемъ взорваны на воздухъ — на воздухъ, сэръ; помяните моё слово! Вотъ почему я такъ безпеченъ и лнивъ, за что вы, товарищи, вчно браните меня, вчно надодаете мн. Какая польза остепениться пока взрыва не было еще, разв вы не видите? Бдная, бдная матушка! (онъ обратился въ портрету матери, который вислъ въ той комнат, гд мы говорили) не знала ли ты этой тайны, и не оттого ли въ глазахъ твоихъ всегда выражался такой страхъ? Она всегда любила васъ, Пенъ. Помните, какъ она казалась мила и граціозна, когда лежала на диван наверху, или когда улыбалась изъ своей кареты, посылая намъ, мальчикамъ, поцалуй рукой? Каково женщин, если eё обольстятъ нжными словами, увезутъ, а потомъ она узнаетъ что у ея мужа копыто на ног?

— Ахъ, Филиппъ!

— Какова доля сына такого человка? Нтъ ли и на моей ног копыта?

Нога его, когда она говорить, была протянута по-американски, на ршотку камина.

— Положимъ, для меня спасенія нтъ и я наслдую мою участь, какъ другіе наслдуютъ подагру или чахотку? Когда знаешь свою судьбу, какая польза длать что-нибудь особенное? Говорю вамъ, сэръ, всё зданіе нашей настоящей жизни разрушится и разсыплется. (Тутъ онъ бросилъ свою трубку на полъ, такъ что, она разлетлась въ дребезги). — А пока настанетъ катастрофа, какая польза приниматься за работу, какъ вы выражаетесь? Это вс равно, что говорить было жителю Помпеи, чтобы онъ выбралъ себ профессію наканун изверженія Везувія.

— Если вы знаете, что изверженіе Везувія разразится надъ Помпеей, сказалъ я съ испугомъ:- зачмъ не перехать въ Неаполь, или подальше, если вы хотите?