Приключения Филиппа в его странствованиях по свету

— О Фирминъ! прежде чмъ вы уйдите, пожалуйста дайте мн взаймы нсколько совереновъ. Меня обобрали въ игорномъ дом. Эта проклятая рулетка! Я совсмъ съ ума схожу.

— Ей-богу! кричитъ докторъ съ крпкимъ ругательствомъ:- это ни на что не похоже Гёнтъ. Вы каждую недлю приходите ко мн за деньгами. Вы и то уже много получили. Просите у другихъ. Я вамъ не дамъ.

— Да, вы дадите, старый товарищъ, говоритъ пасторъ, бросая на доктора страшный взглядъ:- за…

— За что? спрашиваетъ докторъ и жилы на его высокомъ лбу надуваются.

— За прошлое, говоритъ пасторъ: — На стол лежитъ семь совереновъ въ бумажк: — этого будетъ какъ разъ.

И онъ сгребаетъ деньги, полученныя докторомъ отъ больныхъ, грязною рукою въ грязный карманъ.

— Какъ, браниться и проклинать при пастор! Ну! Полно не сердитесь старичокъ. Выйдьте на воздухъ, онъ освжитъ васъ.

— Не думаю, чтобы я позвалъ его лечить меня, когда занемогу, бормочетъ Гёнтъ, уходя и бренча добычею въ своей грязной рук! „Не думаю, чтобы мн пріятно было встртить его одного въ лунную ночь въ очень тихой улиц. Это ршительный малый. Въ глазахъ его такое скверное выраженіе. Фуй!

И онъ хохочетъ и длаетъ грубое замчаніе о глазахъ Фирмина.

Докторъ Фирминъ поздивъ по городу, постоявъ у постели больныхъ съ своею кроткою, грустною улыбкой, обласканный и благословляемый нжными матерями, которыя видятъ въ нёмъ спасителя дтей своихъ, пощупавъ пульсъ у дамъ рукою такою же деликатною, какъ и ихъ рука, потрепавъ дтей по свжимъ щочкамъ съ вжливой добротою — щочкамъ, которыя обязаны своимъ румянцемъ его чудному искусству, успокоивъ и утшивъ милэди, пожавъ руку милорду, заглянувъ въ клубъ и размнявшись вжливыми поклонами съ своими пріятелями важными господами, и ухавъ въ красивой карст на великолпныхъ лошадяхъ — окружонный восторгомъ, уваженіемъ, такъ что вс говорятъ: отличный человкъ Фирминъ, отличный докторъ, отличный человкъ, надёжный человкъ, основательный человкъ, человкъ хорошей фамиліи, вдовецъ богатой жены, счастливый человкъ, и такъ дале, детъ домой съ грустными главами и съ угрюмою улыбкой.

Онъ детъ по Старой Паррской улиц именно въ ту минуту, какъ Филь выходитъ изъ Регентской улицы, по обыкновенію съ сигарою во рту. Онъ бросаетъ сигару какъ только усматриваетъ отца, и они вмст входятъ въ домъ.

— Ты обдаешь дома, Филиппъ? спрашиваетъ отецъ.

— А вы, сэръ? Я буду обдать дома, если обдаете вы, говоритъ сынъ: — и если вы будете одни.

— Одинъ. Да. То есть, врно придётъ Гёнтъ, котораго ты не любишь. Но бдняжк не у кого обдать больше. Какъ, можно ли такъ ругать бднаго несчастнаго человка и стараго друга твоего отца?

Я боюсь, что у Филиппа вырвалось довольно крпкое выраженіе, пока отецъ говорилъ.

— Извините, это слово вырвалось у меня невольно. Я не могу удержаться. Я ненавижу этого человка.

— Ты не скрываешь своей симпатіи и антипатіи, Филиппъ, говоритъ или, лучше сказать, стонетъ надёжный человкъ, основательный, счастливый, несчастный человкъ.

Много лтъ сряду видлъ онъ какъ сердце его сына чуждалось его, разузнало его и удалилось отъ него, и со стыдомъ, съ угрызеніемъ, съ болзненнымъ чувствомъ; не спитъ онъ по ночамъ и думаетъ, что онъ одинъ — одинъ на свт. Ахъ! Любите вашихъ родителей, юноши! О Отецъ милосердый, укрпи наши сердца: укрпи и очисти ихъ такъ, чтобы намъ не пришлось краснть передъ нашими дтьми!

— Ты не скрываешь твоей симпатіи и антипатіи, Филиппъ, продолжалъ отецъ тономъ который странно и больно укоряетъ молодого человка.

Голосъ Филиппа сильно дрожатъ, когда онъ отвчаетъ.

— Да, батюшка, а терпть не могу этого человка и не могу скрыть моихъ чувствъ. Я только-что разстался съ этимъ человкомъ. Я только-что встртилъ его.

— Гд?

— У мистриссъ Брандонъ.

Онъ краснетъ какъ двушка при этихъ словахъ. Черезъ минуту его поражаетъ ругательство, срывающееся съ губъ отца и страшное выраженіе ненависти, которое принимаетъ лицо отца роковое, отчаянное, униженное выраженіе, которое часто пугало бднаго Филя и въ дтскомъ и въ мужскомъ возраст. Филиппу не правилось это выраженіе, не понравился и взглядъ, который отецъ бросилъ на Гёнта, вошедшаго въ эту минуту.

— Какъ вы обдаете здсь? Вы рдко длаете папа честь обдать съ нимъ, говоритъ пасторъ съ своимъ хитрымъ взглядомъ. — Врно, докторъ, вы сегодня убьёте жирнаго тельца въ честь возвращенія блуднаго сына. Какая вкусная телятина!

Докторъ и пасторъ старались казаться и весёлыми, какъ думалъ Филиппъ, который мало принималъ труда скрывать свое собственное мрачное мы весёлое расположеніе. Ничего не было сказано о происшествіяхъ того утра, когда мой юный джентльмэнъ былъ нсколько грубъ къ мистеру Гёнту, и Филиппу не нужно было предостереженіе отца, чтобы не упоминать о своей прежней встрч съ ихъ гостемъ. Гёнтъ, по обыкновенію, говорилъ съ буфетчикомъ, длалъ косвенныя замчанія лакею и украшалъ свой разговоръ двусмысленными и грязными остротами. Докоръ проглатывалъ лекарство, подносимое ему его другомъ безъ малйшаго повидимому отвращенія, напротивъ, онъ былъ веселъ; онъ спросилъ даже лишнюю бутылку бордоскаго.