Приключения Филиппа в его странствованиях по свету

Послѣ нѣсколькихъ недѣль этой восхитительной переписки, когда въ Парижѣ настала зима и за вѣтвяхъ висѣла сосульки, какъ это случилось, что прошло три дня, а почтальонъ не принёсъ письмеца хорошо знакомаго почерка для мосьё, мосьё Филиппа Фирмина. Четыре дня, а письма нѣтъ. О, мученіе! не-уже-ли она больна? Не-уже-ли дядя и тетка возстали противъ нея и запретили ей писать? О, горе, горесть, бѣшенство! Ревность же нашему другу неизвѣстна. Въ его великое сердце никогда не входило сомнѣніе въ любви его возлюбленной. Но прошло даже пять дней, а письма всё не было изъ Тура. Гостинница Пуссенъ была въ волненіи. Я сказалъ, что когда нашъ другъ очень сильно чувствовалъ какую-нибудь страсть, то онъ непремѣнно говорилъ о ней. Развѣ Дон-Кихотъ пропускалъ случаи объявлять свѣту, что Дульцинея дель-Тобозо несравненнѣйшая изъ женщинъ? Развѣ Антаръ не закричалъ въ битвѣ: «я любовникъ Идлы»? Нашъ рыцарь всѣмъ въ гостинницъ разсказалъ о своихъ дѣлахъ. Всѣ знали о его положеніи — всѣ, живописецъ, поэтъ, офицеръ на половинномъ жалованьи, трактирщикъ, хозяйка, даже маленькій слуга, обыкновенно приходившій сказать:

— Почтальонъ прошолъ — письма нѣтъ сегодня.

Нѣтъ никакого сомнѣнія, что политическое письмо Филиппа сдѣлалось при подобныхъ обстоятельствахъ очень печально и мрачно. Однажды, когда онъ сидѣлъ за своимъ письменнымъ столомъ и грызъ усы, маленькій Анатоль вошолъ къ нему и закричалъ:

— Опять эта дама, мосьё Филиппъ!

И вѣрная, бдительная, дѣятельная баронесса С. опять явилась въ комнату Филиппа. Онъ покраснѣлъ и со стыдомъ повѣсилъ голову.

«Неблагодарный я скотъ» подумалъ онъ: «Я воротился болѣе недѣли тому назадъ и ни разу не подумалъ объ этой доброй, ласковой душѣ, которая помогала мнѣ. Я ужасный эгоистъ. Любовь всегда такова».

Когда онъ всталъ встрѣтить своего друга, баронесса казалась такъ серьёзна, блѣдна, грустна, что онъ не могъ этого не примѣтить.

— Боже мой! что случилось?

— Бѣдный генералъ боленъ, очень боленъ, Филиппъ, сказала баронесса серьёзнымъ голосомъ.

— Онъ былъ такъ опасно боленъ, прибавила она:- что выписали его дочь.

— Пріѣхала она? спросилъ Филиппъ вздрогнувъ.

— Вы думаете только о ней — вы не заботитесь о бѣдномъ старикѣ. Вы, мущины, всѣ одинаковы. Всѣ эгоисты — всѣ. Полноте! Я знаю васъ! Я не знала ни одного, который не былъ бы эгоистомъ.

Филиппъ имѣетъ маленькіе недостатки; можетъ быть эгоизмъ принадлежитъ въ числу этихъ недостатковъ. Можетъ быть это вашъ недостатокъ или даже мой.

— Недѣля минула съ прошлаго четверга, какъ вы здѣсь, а вы не написали и не послали къ женщинѣ, которая такъ васъ любитъ, Это нехорошо, мосьё Филиппъ.

Какъ только Филиппъ увидалъ баронессу, онъ почувствовалъ что онъ былъ неблагодаренъ. И мы въ этомъ сознавались. Но какъ баронесса узнала, что онъ воротился недѣлю тому назадъ въ четвергъ? Его нетерпѣливые глаза задавали ей этотъ вопросъ.

— Не-уже-ли она не могла написать мнѣ, что вы воротились? Она, можетъ быть, знала, что вы этого не сдѣлаете. Женское сердце рано научаетъ её этой опытности, грустно продолжала баронесса. — Говорю вамъ, прибавила она: — что всѣ вы не годитесь никуда! И я раскаяваюсь, что имѣла глупость сжалиться надъ вами!

— Я долженъ былъ получить моё жалованье въ субботу и хотѣлъ тогда зайти къ вамъ, сказалъ Филиппъ.

— О чомъ же я и говорю! Всѣ вы мущины одинаковы. Глупа, глупа была я, вообразивъ, что наконецъ нашла мущину съ сердцемъ!

Сколько разъ эта бѣдная Аріадна вѣрила и была обманута. Я не имѣю способовъ знать и желанія разузнавать. Можетъ быть и для вѣжливаго читателя, который пользуется моимъ полнымъ довѣріемъ, также хорошо не знать исторію баронессы С. съ первой страницы до послѣдней. Я согласенъ, что Аріадна была брошена Тезеемъ, но вѣдь она утѣшилась, и она сама обманула отца, чтобы убѣжать съ Тезеемъ. Я подозрѣваю, я подозрѣваю, говорю я… что эти женщины, такъ много обманываемыя… но мы разсуждаемъ о прошлой жизни этой дамы, когда мы должны заниматься Шарлоттой, ея возлюбленнымъ и ея родными.

— Да, вы правы, продолжала баронесса:- миссъ здѣсь. Вотъ записка отъ нея.

Добрая посланница Филиппа опять подала ему письмо.

«Мой дорогой отецъ очень, очень боленъ. О, Филиппъ! я такъ несчастлива; а онъ такой добрый, кроткій, ласковый и такъ меня любитъ!»