Приключения французского разведчика в годы первой мировой войны

— Да, у меня действительно есть старая кухонная плита, которой я уже не пользуюсь.

— Чудесно! Тогда вы пойдете в газету «Националь Цайтунг» и дадите там объявление: «Продается плита, бывшая в употреблении, в хорошем состоянии», потом имя и адрес. На следующий день я увижу объявление и тут же отправлю вам открытку с датой, если не могу приехать сразу. Если же смогу, то ожидайте меня в тот же день.

Он рассмеялся: — Ага, тогда вам придется постоянно читать газеты!

— А что делать? Я не вижу ничего более точного и более быстрого. Таким образом, имейте в виду, как только немецкий горный корпус зашевелится, вы выставите на продажу вашу печь.

Эта система очень хорошо функционировала до самого конца войны. Каждое утро я читал объявления в базельской газете «Националь Цайтунг», в цюрихской «Ла Нувель Газет», в бернском «Бунде», а также в местных газетах Люцерна, Аарау, Бьенна и Солёра. Это была не легкая работа. Но где бы я ни был, даже во Франции, три главные газеты доходили до меня так же быстро, как письма. Я был абсолютно свободен во всех моих передвижениях; никто из моих агентов даже не подозревал, в каком городе я находился, а так как они знали только мой псевдоним, который для всех их был разным, я не рисковал ничем, за исключением возможной ловушки, специально приготовленной мне агентом в сотрудничестве с полицией. Однако Эмиль однажды доставил мне немало хлопот, о которых я расскажу позже.

Глава 14. Шпионка, сбросившая маску

Вечером 9-го, я очень поздно ужинал в Лозанне с Мюллером. Истории о знаменитом капитане Бернаре были основной темой разговора. Мюллер не забыл также о мадмуазели де Маковски: — Тебе действительно следовало бы передать ее мне, она, если верить твоему рассказу, из тех женщин, которые любят, когда их укрощают. Но, если только ты увлекся ею? Нет? Уверен? И я действительно тебя буду завтра сопровождать на вокзал; посмотрю, возможно, впрочем, что я знал ее под другим именем. Я легко знакомлюсь с женщинами. Достаточно их рассмешить, и они обезоружены. А ты их принимаешь чересчур всерьез.

Я провел ночь с 9-го на 10-е в отеле. И вот мы оба уже стояли на перроне вокзала, ожидая появления с востока поезда из Монтрё.

Наконец-то, высунувшаяся из окна купе 2-ого класса голова, обрамленная светлыми волосами, рука, выдающая ее волнение, рука, которая машет мне несколько раз. Я поднялся в вагон, в то время как Мюллер, стоя на перроне, напрасно пытался привлечь внимание красивой путешественницы; она смотрела, я мог уже твердо это сказать, только на меня. Она не больше ни сурова, ни мужиковата, любезная улыбка смягчила ее несколько волевые черты и заставила забыть о как бы незаконченном, немного вырубленном топором лице, что так типично для многих тевтонских физиономий, как если бы эта раса не утончилась со времен Лукаса Кранаха. На ней был очень легкий белый тонкий батист, подчеркивавший пышность ее форм; короткая юбка обнажила восхитительные ноги и совершенные лодыжки, и я должен сказать, что ее сильные, немного толстоватые ноги меня больше не шокировали, так как «феномен кристаллизации» уже произошел во мне за дни ее отсутствия. Я не смогу описать этой поездки, которая промчалась с быстротой молнии. Баронесса болтала с неиссякаемым воодушевлением; она обладала, когда расслабилась, кошачьей грацией и славянской прямотой, и я подумал, что она полька по натуре и пруссачка по воспитанию: вулкан под ледяной кирасой. Но, зная, какие тонкие актрисы эти славянки, я воздержался от того, чтобы принимать ее кокетство всерьез.

В Женеве мы гуляли вокруг озера, видели странную и помпезную могилу герцога Брунсвикского, дошли до цветущих садов Арианы. Мы позавтракали в «Короне». Затем мы бродили по городу; дошли до памятника Реформации и я воспользовался случаем, чтобы вовлечь ее в религиозный спор, который мне доказал, что хоть моя подруга и называет себя католичкой, она не знает религии, которую исповедует, а для чистокровной польки это довольно странно. Она почуяла ловушку, ухватилась за мою руку, используя всю свою нежность, чтобы отвлечь мое внимание. — Давайте возьмем машину, — сказала она, — и доедем до корабля. Я не мог и желать лучшего, и мы совершили на катере «турне по Маленькому озеру». Затем мы пообедали.

— А теперь? — спросил я. — В «Курзааль»! — ответила она, и я почувствовал, что она об этом думала с самого с утра.

Я позволил ей вовлечь меня в игральную комнату; она вначале поставила десять, потом двадцать франков и выиграла только один единственный раз.

— А вы, почему вы не играете? — говорит она, — Может быть, вам повезет больше, чем мне. Я колебался, боясь показать, что я совсем новичок в игре, но благодаря рекомендациям, которые мне дал Мюллер, я выпутался из этого с честью, проиграв за короткое время двести франков.

Теперь, — сказал я красивой искусительнице, — я рискну еще на сто франков и это все. Я должен признать, что вчера в Лозанне сильно проигрался одному англичанином и двум русским.

— Тогда вы почти «пустой»?

— Боже мой, да.