На следующее утро он дал мне денег и вручил несколько адресов людей, которых я должен был посетить по его поручению. Я накануне вечером уже говорил с одним промышленником из Шафхаузена, эльзасцем. Я решил приехать к нему, воспользовавшись откровениями, выслушанными накануне. Этот человек заслуживал, на мой взгляд, доверия, и рассказал мне то, чего я еще не знал. Он, по его словам, сам был посредником между одним французским офицером и немцами, управлявшими секвестрованным имуществом и полученные фабрикой Бернара в Меце прибыли честно передавались законному собственнику при посредничестве имперского прокурора фон Вэхтера. Когда я уже был в курсе дела, то сменил тактику и упрекнул его. Он оправдывался тем, что в начале считал, что поступает правильно и что он не уверен, что Бернар и есть тот французский офицер, который просил его об услугах. Постепенно он понял, что это дело нечистое, но, будучи вовлеченным в него, не знал, как теперь из него выкрутиться. Я серьезно принялся за него, и мне удалось полностью его переубедить. Он разрешил мне скопировать некоторые его бумаги, в том числе несколько писем и расписок, и заверил эти копии. Кроме того, было решено, что оригиналы останутся в его сейфе, и он не будет передавать их никому, кроме Гроссмана и меня.
— А ты знаком с Гроссманом? — вырвалось у меня.
— Ну да, разве я тебе не говорил? Именно от него я и узнал твой адрес, он был первым, кто заговорил со мной о тебе.
— Чтобы меня вызвали в Париж, я написал на имя «Главного Шефа» довольно большое письмо, в котором достаточно грубо описал, что служба работает хуже некуда. Через несколько дней Бернар вызвал меня к себе, но у меня не было денег. К счастью, один английский офицер пожалел меня и от имени английской армии купил мне билет в купе первого класса поезда Бельгард — Париж. Мой непосредственный начальник сам встречал меня на вокзале.
— Да вы полный дурак, — воскликнул он, как только меня увидел. — Какого черта вы набросились на шефа?
— Ах, знаете, — ответил я, — у меня больше нет сил жить святым духом в Швейцарии. И все это ради того, чтобы продавать вашу парфюмерию!
— Вот как! Ну, успокойтесь, — перешел он на миролюбивый тон. — Я вас выручил и нашел для вас теплое местечко. Я предоставлю вам машину, и вы поедете по лагерям военнопленных, чтобы раскрывать там немецких агентов, перевербовывать их и посылать назад в Германию.
— Честно говоря, я не думаю, что эта новая идея принесет большие результаты, но я согласен и прошу у вас несколько дней.
— Никаких отсрочек, — ответил он, — вам следует уже сегодня вечером выехать в Бретань. Один из моих кузенов будет вас сопровождать.
Мы покинули Лионский вокзал на роскошном лимузине. Я познакомился с кузеном, объяснившим мне свои планы по поводу Бретани. Он намеревался снимать там виллы, чтобы потом самому сдавать их внаем.
В полдень Бернар снова забрал меня на своем лимузине. Аперитив в кафе на бульваре, где к нам присоединились две очаровательные девушки, явно делающие нам понятные намеки. А потом мы вместе отправились на ужин в близлежащий ресторан к Мадлен: тонкая кухня, изысканные вина. Капитан Бернар казался очень веселым, побуждал меня к выпивке и сам подавал хороший пример. Я берег свои силы в надежде, что он опьянеет раньше, как это было в Швейцарии, и выболтает то, что лежит у него на совести. В конце концов, когда он был совершенно опустошен, после множества бокалов с самыми разными винами, потом нескольких бокалов шампанского, он забыл о присутствии женщин и, схватив меня за руку, принялся повторять те же признания, снова вспомнив о своем близком знакомстве с немецким военным атташе.
— Ох, старина, он мне сделал такие предложения, этот человек, он пообещал мне пятьсот тысяч.
В тот же вечер я уехал с его кузеном на военном автомобиле, которым управлял водитель в штатском. Кузен пристально наблюдал за мной. Ты сказал бы, что мне следовало бы об этом написать, но чтобы мое письмо обладало хоть каким-то весом, мне следовало подкрепить его документами, и именно этого я и хотел.