Необузданные желания руководили этим человеком и вели его по дороге судьбы. Он не боялся короля, хотя кто его боится в Речи Посполитой! Он не боялся баниции[123]
от братьев-шляхтичей, ибо только сам себе был мерилом чести и добродетели. Наконец, он не боялся и церкви, хоть и полагал себя благочестивым католиком. Никто в республике двух народов не мог сравниться с ним в лихости и отваге. Никто доселе не решался бросить ему вызов, и Лисовский обоснованно полагал, что нет ему равных. Впрочем, все когда-то случается в первый раз. Первый звоночек прозвенел больше года назад. Тогда к нему пришли иезуиты и пообещали, что посодействуют в снятии баниции, если он захватит одного человека. Занятый другими делами полковник лишь рассмеялся им в лицо: «На что мне снятие баниции, если я сам себе господин?» Тогда ему пригрозили интердиктом, но и он вызвал у Лисовского лишь усмешку. Впрочем, подумав, он согласился и передал это поручение своему хорунжему Анжею Муха-Михальскому. «Много чести, – сказал он иезуитам, – чтобы я сам гонялся за каким-то немецким князьком». Больше он своего хорунжего не видел, а князька дикие московиты выбрали своим царем. Во второй раз их пути пересеклись под Калугой. Полковник стоял в тамошних лесах с небольшим отрядом, дожидаясь, пока войско московитов пойдет на Смоленск, чтобы действовать у них в тылу: нападать на обозы, перехватывать гонцов. Такую войну Лисовский любил. Но проклятый мекленбуржец снова спутал ему карты, сам явившись в Калугу и в яростной схватке рассеяв польские отряды, осаждавшие русский город. Полковнику тогда чудом удалось уйти, потеряв почти весь свой отряд. И вот опять пересеклись их пути. Захватив штурмом Смоленск, герцог Иоганн проделал рейд не хуже самого Лисовского и изгоном взял Ригу. Но сколько веревочке ни виться, а конец все равно будет. Ограбив большой торговый город, мекленбургский выскочка решил ускользнуть с добычей. Причем, явно не желая делиться награбленным с войсками, бросил их оборонять уже не нужную ему Ригу. Эту наглость стерпеть было уже невозможно, и, получив известия о том, что герцог покинул город, полковник бросился в погоню. Миллион талеров – не такая вещь, чтобы ей распоряжались непонятные немецкие князьки.Впрочем, Лисовский вскоре убедился, что встретил достойного противника. Трижды его люди брали след, и трижды проклятый еретик обводил их вокруг пальца. Казалось, он приделал к возам с серебром крылья, и потому тащил их, не оставляя следов на грешной земле…
– Пан полковник, пан полковник, – отвлек Лисовского от размышлений гонец, – мы нашли их следы!
– Слава Иисусу, а то уж я думал, что их черти в ад утащили; показывай!
Полковник махнул буздыганом[124]
и поскакал вслед за посыльным, слыша, как следом за ним движутся его братья-шляхтичи. Углубившись в лес, он вскоре услышал, как под копытами чавкает грязь.– Неужто этот проклятый еретик спятил и потащил возы с серебром через болота!.. – недоуменно воскликнул один из его спутников.
– Не иначе, он знает эти места, или нашел хорошего проводника, – пожал плечами посыльный, – мы оттого и не могли долго их сыскать – не думали, что они полезут в болота.
– Ничего, найдем и в болотах, – осклабился Лисовский, – вот что, братья-паны, вы знаете мой обычай. Все, что мое – ваше, а все что ваше, то мое! Скоро мы захватим такой куш, что каждый из нас сможет стать магнатом, но очень прошу, возьмите живым этого проклятого герцога, у меня к нему уж больно много вопросов!
Навстречу им из кустов выехал шляхтич Иона Лютович, один из немногих уцелевших в бою под Калугой. Много было талантов у этого славного пана, но главный состоял в том, что во всяком лесу чувствовал он себя как дома.
– Это точно они, и теперь я знаю, как им удавалось водить нас за нос, – сообщил он, протягивая руку полковнику.
Тот пригляделся и присвистнул: в руке Ионы была горсть серебра.
– У них бочонок с воза упал да раскололся. Большую часть они собрали, но время поджимало, и кое-что осталось.
– Славно, – скупо похвалил его Лисовский, – а почему, говоришь, они такие ловкие?
– У них хороший проводник, пан полковник; вы помните Казимира Михальского?
– Нет, а кто это?
– Сводный брат пана Мухи.
– А, припоминаю, этот байстрюк!
– Да, вот именно этот байстрюк и ведет их.
– Пся крев! Теперь я понимаю, куда девался пан Анжей: как видно, его и впрямь предали. Ну что же, заодно и поквитаемся за пана Муху. Но ты точно уверен?
– Я видел его своими глазами, ваша милость.
– А герцога ты видел?
– Среди них только один немец, в рейтарском камзоле и шляпе с короной на тулье.
– Да, это он. Будьте осторожнее: говорят, он славно стреляет из своих пистолетов.
Преследователи двинулись дальше, вскоре под копытами наконец перестало чавкать – земля явно стала тверже.
– Ты смотри, как он хорошо знает здешние места, – невольно воскликнул Лисовский, – я был готов поклясться, что эти топи непроходимы!
– Это остров посреди болота, они, верно, хотели здесь отсидеться.
– Пусть попробуют, – осклабился полковник, – довольно им нас водить за нос.