Приключения юнкора Игрека

Коньяк?— переспросил отец.— Что за новости?

—Понимаешь, мы его выиграли с Борькой и хотели на совете отряда разобрать... А Ромка Суровцев мою футболку на скелет одел.

—- На скелет?— растерянно повторил отец.

—Ну да, на скелет. Чтобы все на меня подумали. Эту футболку-то в субботу все на мне видели! Он все продумал...

—Погоди стрекотать!— устало остановил меня отец.— Тут, вижу, так просто не разберешься. Коньяк! Скелет! Футболка! Какая мешанина...— Сиди дома, я в пять приеду. Разберемся...

Не успел я положить трубку — зазвонил телефон.

Это был Олег Сиропов.

— Игреку привет!— прокричал он.— Можешь меня поздравить, старичок: Крякина закончила диктовку. Отговорила, как говорится, роща золотая! Давай, выкладывай, чего хотел, а потом уже я спрашивать буду.

— Тогда сразу спрашивайте,— сказал я.— У меня новостей нет.

— Ну не скажи! — засмеялся Сиропов. — Я, как орган местной информации, тут такое о тебе сегодня узнал!.. Специально звоню, чтобы факт проверить. Ты что же – сам на себя телегу в газету накатал?

— Какую телегу? – удивился я.

— Жалобу значит.

—Что за ерунда? Ничего я никуда не катил, ни телеги, ни трамвая, ни катамарана. Чего мне жаловаться?

— Тебе виднее. Только факт в лице телефонограммы у нас имеется.

—Какой факт?

—Говорю же — телефонограмма. Секретарша редактора утром приняла по телефону от лица, назвавшегося «юнкор Игрек». Так что давай не разыгрывай. Первое апреля еще не наступило.

— Не звонил я в редакцию и Игреком не назывался,— закричал я в отчаянии.— Честное слово же!.

Сиропов замолчал. Я слышал в трубку только тяжелое его дыхание.

— Странно...— уронил он наконец.— Хочешь, я прочту тебе твою... твою... Ну, одним словом, эту телефонограмму. Редактор ее мне передал — для возможного использования в разделе «Можно ли об этом молчать?»

—Читайте,— сказал я.— Интересно, что там у вас.

—Ну, так слушай, читаю... «Широкая общественность нашей школы возмущена поступком хронического хулигана Владимира Балтабаева из 8 «в». Сегодня утром, тайно проникнув в кабинет зоологии, он надругался над скелетом нашей зоологички, благодаря чему последняя прибегла к посредству валерьяновых капель. Экстренными мерами, принятыми директором школы Леопардом Самсоновичем Мантюш-Бабайкиным, пострадавшему скелету возвращены суверенитет и территориальная целостность. Но место ли таким Балтабаевым в нашей школе? Вот вопрос, над которым ломает голову передовая мысль школы. Подписано — «Юнкор Игрек». Все... Ты слушаешь?

— Потрясающе!— уронил я в трубку.— Красивая работа!

Я понимал, что расчетливая, твердая рука противника — а я прекрасно знал его!— все ближе подбирается к моему горлу, готовясь замкнуть на нем кольцо.

—Эй, Игрек, ты где?— окликнул меня Сиропов.— Чего молчишь? Ну что: твоя шутка?

— Не моя.

— Но подпись... Подпись-то твоя...

— Мало ли кто мог так же подписаться,— объяснил я.— Вы тогда мою записку всему залу прочли, а, уходя, так и сказали: «Юнкора Игрек приглашаю в редакцию». Это все слышали.

— М-да...— протянул Сиропов.— Тяжелый случай. Значит, говоришь, все это — ложь и провокация? Ну, а если я, скажем, в школу позвоню и полюбопытствую — что да как? Ты меня тоже пойми. Поступил сигнал — значит, я обязан проверить.

— Тогда подтвердят! – уронил я.

— Что подтвердят?— не унимался Сиропов.— Чьи слова?

— Игрека,— сказал я.— Игрека номер два.

—Тогда как прикажешь все это понимать?— холодно спросил Сиропов.

Все начиналось сначала.

—Олег Васильевич,— взмолился я.— Очень вас прошу — ничего не делайте и в школу не звоните. Понимаете... Это... Я не хотел вам пока обо всем говорить... Рано еще просто... Это все наша с вами операция продолжается. С футболками и майками... Я вам потом все сам расскажу.

Сиропов вздохнул, сказал с недоверием:

—Ладно, если так... Хотя, признаюсь, что-то странно все это. Я не я и подпись не моя... М-да, старичок! Давай договоримся так: в среду я жду тебя ровно в десять утра, идет?

— Еще как идет!— обрадовался я.

—Но учти,— добавил Сиропов,— в среду, и ни днем позже. Больше трех дней дать тебе не смогу. Права не имею.

Раздались короткие гудки, и я положил трубку.

Было от чего прийти в отчаяние. Оба Суровцевы, а с ними, конечно же, и Шакал, похоже, организовали на меня серьезную облаву. Надо же! Мало им было трюка с футболкой — так еще и Сиропову позвонили - да еще и от имени юнкора Игрека. Вот здесь-то и был их просчет. Зная, что в школе есть юнкор, назвавший себя Игрек, они не знали, что Игрек — это я и Борька Самохвалов. Текст они, конечно же, накатали комичный — дальше некуда. Погоди, как это назвал Сиропов? Кажется, телега? Точно — телега! Жалоба значит... Надо это слово запомнить. Интересно, а если бы Сиропов дал эту телефонограмму Рудику Крякину — положил бы он ее на музыку, то есть — на частушки? Конечно, положил бы... Еще как... Он на них что хочешь положит.

И, удивляясь самому себе, я схватил листок и ручку и стал воображать, какие частушки мог бы сочинить Рудик Крякин по мотивам этой самой «телеги», то есть — телефонограммы. Тут же сложились строчки — ничуть не хуже крякинских:

На горе скулит козел,

На нем майки нет.