Приключения юнкора Игрека

—Товарищ Быков,— повторил Борька,— мы только на пять минут... Откройте, пожалуйста.

Мужчина отодвинул щеколду и, все еще придерживая дверь рукой, тихо спросил:

— Вы, собственно, к кому?

— Это сто двенадцатый?— полюбопытствовал Борька.— Мы не промахнулись?

Он самый.

Вы — товарищ Быков?

Удивление хозяина номера заметно возрастало, и он повторил:

— Он самый...

Здравствуйте, товарищ Быков!— обрадованно выпалил Борька.— Мы так мечтали встретиться с вами!

Тише!.. Тише,— зашикал хозяин, кивая в сторону второй кровати.— Дочку разбудите. Я ее с собой взял — Ташкент показать....

Борька, ликуя, толкнул меня локтем:

—Видал! Я же говорил тебе, что он с дочкой приехал. Только не видно ничего.

Мы вошли в комнату, полумрак которой скрадывало лишь одно световое пятно от настольной лампы.

—Вы только не удивляйтесь,— захлебнулся в счастливом шепоте Борька.— Днем ведь вас никак не поймать. А нам позарез нужно получить у вас ответы на вопросы.

Чьи вопросы-то?— усмехнулся Быков.

Газеты,— веско ответил Борька.

—Судя по времени, газета ваша называется «Ночной Ташкент»...

—Не-е,— протянул Борька.— У нас детская газета.

—Странно!— пожал плечами Быков.— Никогда не думал, что могу представлять интерес для детской газеты. Взрослой — давал интервью... А вот чтобы детской... Гм-м... Странно все это... И почему такая таинственность?..

Но нам с Борькой было не до разъяснений таких тонкостей. Поняв, что героя интервью мы все-таки заполучили, мы вытащили из ранца Самохвалова блокноты и ручки и, не давая хозяину номера опомниться, обрушили на него свои вопросы. Быков, как и положено крупному режиссеру и актеру, дарил мгновенные ответы.

—Когда вы начали снимать?

—Еще учась на первом курсе геодезического института.

—Какая роль вам нравится больше всего?

—Роль отца этой вот прелестной дочурки. На профессию тоже не жалуюсь.

—Расскажите о самом смешном случае во время съемок.

—Охотно. Их много. Ну вот вам, на выбор, один. Однажды установили мы треногу и начали съемку, дело было, доложу вам, на морском берегу. Только приложился я к окуляру — а тут тренога как закачалась да как пошла от меня. Ну, думаю, землетрясение века началось! Ничего подобного! Представьте себе — по недосмотру установили треногу прямехонько на огромную морскую черепаху, зарывшуюся в песок. А у треноги копыта острые, стальные — вот они черепахе и не понравились, и пошла она себе вместе с треногой на потеху всей группе.

А что вы любите снимать больше всего?

Разумеется, местность.

В смысле — землю, пейзаж?

Для детской газеты, в принципе, можно сказать и так...

Какие качества вы считаете главными для человека вашей профессии?

Готовность к лишениям походной жизни... Глазомер... Общительность... Любовь к природе...

Ваш девиз?

Ни дня без съемок.

Сможет ли Бармалей сдать экзамены в медицинский институт и выучиться на Айболита?

Сможет, если теодолит победит Анатолия Карпова и станет чемпионом мира по шахматам.

— Не повторяет ли ваша дочь ваших ошибок?

— К счастью, не повторяет. Как видите, в отличие от меня, она не беседует сейчас с вами, а сладко спит.

—Какой фильм вы мечтаете увидеть в качестве зрителя?

—О геодезистах.

— Что бы вы хотели пожелать нашим юным читателям?

—Зоркости теодолита, устойчивости треноги, правдивости карты и наконец — завидной настойчивости их юнкоров, получивших это интервью столь необычным способом.

На этом мы с Борькой посчитали беседу оконченной и, побросав в ранец орудия интервью, стали шепотом прощаться.

—Вы даже не представляете себе, товарищ Быков, как мы вам благодарны,— прочувствованно молвил Борька.— А интервью с вами мы завтра же в газету отнесем.

Быков развел руками — дескать, помог чем мог. Лица же его мы так и не разглядели толком. Ну да ладно! Главное — ответы надежно покоились в блокнотах.

Мы выскользнули из коридора и помчались вниз. Швейцар в фойе изумленно уставился на нас и заворчал:

— Что за такие полуночники? Половина двенадцатого... Непорядок...

Когда, проникнув через лаз в свой подвал, я осторожно приподнял крышку люка, в доме царила тишина и темнота. Родители спали. Оставалось спокойненько, на одних носочках, пробраться к себе.

Утречком мы набело переписали вопросы и ответы и, радуясь их полновесности, поехали к Сиропову.

Правда, в подъезде у меня случилась маленькая, можно сказать техническая, заминка. Выходя из подъезда, я вдруг кубарем полетел на землю от чьей-то подножки. Подняться мне не дал Ромка Суровцев, который тут же тяжело оседлал меня, приговаривая злобно:

—У, гад! Где копия?..

Я все понял. Суровцев-старший наконец-то прослушал кассету и ударил в колокола. С трудом высвобождаясь из-под грузной Ромкиной туши, я прохрипел:

—Нету копии... Не переписали...

—Врешь, гад!— свирепел Ромка.— Пр-р-редатель! Гони кассету! Я те уши оторву, если не отдашь. И Борьке тоже...

Послышались спасительные дробные шаги на лестнице. Кто-то спускался вниз. Ромка отпустил меня и убежал. Тут из Борькиного подъезда выбежал Шакал. Ого, облава на обоих сразу!