Учительница обернулась и, к моему удивлению, улыбнулась и выключила пылесос. А я-то думал, сейчас она, чего доброго, еще шепнет этим симпатичным скелетикам волшебное научное слово, и они хорошенько отколошматят меня за разбой.
Главным сюрпризом в этот день была для меня встреча с Катей Суровцевой. И где? В собственном классе!
Катю я узнал сразу. И сразу же вспомнил историю, которую рассказал мне в прошлом году, еще в поселке, Андрей Никитенко. Это была та самая Катя, которая топтала Андрюхин подарок по случаю Восьмого марта — книжку «Остров сокровищ».
Ей, видишь ли, не понравилось, что книжка не новая — во многих руках побывала, многим по душе пришлась... Потом мы с Андреем встретили ее, всю разнаряженную, и с сигаретой, около цирка и она не пожелала даже подойти к Андрею. Куда там! Помнится, тогда она звалась и вовсе не Катей, а почему-то Кэт!
Словом, встреча была не из приятных. Удивляло меня и такое странное совпадение. Андрей, вроде бы, рассказывал, что они жили на Чиланзаре. Как же тогда получилось, что мы с Суровцевой оказались в одном классе, да еще на Юнусабаде — в полутора десятках километров от Чиланзара? Но все объяснилось просто: ее родители обменялись на четырехкомнатную квартиру и переехали. Катя не узнала меня. Так, скользнула равнодушным взглядом — подумаешь, новичок! Эка невидаль!
Борьку я спросил:
—Давно у вас Суровцева?
—С месяц.
—Ну и как?
Самохвалов с удивлением глянул на меня.
—- Это в каком смысле? Дружить, что ли, с ней хочешь?
—Вот еще!— отпрянул я.— Тыщу лет мечтал... Просто так спрашиваю.
—А не знаю. С ней у нас никто не дружит. Гордая больно. И курит тайком — девчонки рассказывали. Между прочим, тоже в нашем доме живет.
«Вот это уже слишком!»— подумал я и мысленно усмехнулся. Я подумал вдруг: вот смеху-то будет, если с нынешним Восьмым марта поздравлять Суровцеву доведется по жребию теперь уже мне, как выпало это когда-то Андрею Никитенко.
Впрочем, уже тогда она была не Катей, а Кэт...
За уроками мы едва не забыли о конференции, на которую скликало объявление в вестибюле. Но после уроков школьное радио еще раз громко пригласило всех в актовый зал.
—Давай пойдем!— предложил я Борьке.— Ты газету читаешь?
Борька обиделся:
—Ты меня, наверное, принимаешь за неандертальца, если такие вопросы задаешь.
—Это в каком смысле?— не уступал я.— Потому что читаешь, или потому что наоборот?
Борька не нашел, что ответить, и мы поспешили в зал — занимать места.
По залу суетливо бегала вожатая, тщетно усмиряя расшалившихся ребят. Вот чудачка! Уже и после уроков порезвиться нельзя. Я толкнул локтем Самохвалова:
—Как вожатую вашу звать?
—Лена. Лена Авралова. У нас еще одна есть — школа-то большая. Но та — в первую смену.
Наконец Лена подошла к микрофону и взволнованно объявила:
—Ребята! Сегодня у нас большая радость. К нам в гости пришел детский журналист Олег Сиропов.
Грянули овации, и Олег Сиропов, поднявшись из первого ряда и чинно поклонившись залу, вместе с Леной взбежал на сцену и сел за стол, устланный зеленой материей. Там уже стоял еще один микрофон.
—Вожатая пошутила,— сказал в микрофон журналист.— Я пришел не в гости, я пришел работать, засучив рукава. К тому же я призываю и вас.
На Олеге Сиропове был толстый и пушистый зеленый свитер, из которого торчали кончики пальцев и кудрявая голова. Но услышав его призыв — немедленно включиться в работу, я было подумал, что сейчас, в актовый зал войдет завхоз и каждому из сидящих раздаст по лопате, а потом все мы под предводительством Олега Сиропова отправимся участвовать в чем-то вроде месячника зимних посадок леса...
Но вместо этого он попросил всех нас расчехлить портфели, достать авторучки и тетрадки и, пока он будет рассказывать о том, как живет и работает наша любимая газета, сочинять и присылать ему записки обо всем, что нас волнует. Это предложение залу понравилось. Отовсюду понеслось клацанье замков и шелест тетрадок. Достал тетрадку и Борька Самохвалов.
—Вопросы есть?— шепнул он, склоняясь ко мне.
Я пожал плечами.
—Слышал, что он сказал?— не унимался Самохвалов.— Надо что-нибудь написать, а то подумают, что нас с тобой ничто не волнует. Неужели у нас с тобой нет ни одного серьезного вопроса?
—Наверное, есть,— вздохнул я.
—Ну так давай искать, если есть,— сказал Борька, и мы окунулись в раздумья.
Окунулись мы глубоко. Так в воду нырять — уже не выплывешь. Воздуху не хватит. Но первым все равно опять вынырнул Самохвалов. Минут через пять он предложил:
—Давай спросим: можно ли курить девочкам?
—Это ты про Суровцеву?— догадался я.
—Угу!— ухмыльнулся Борька.
—Знаешь, это уже не вопрос, а донос.
—Почему?— обиделся Борька.— Разве плохо, если он ответит, а она услышит. Во-он она сидит.
—Не услышит,— сказал я.— Его не услышит. Надо, чтобы услышала нас. Но не сейчас ведь...
Вконец утратив надежду изобрести вопрос, Борька шепнул:
—Сдаюсь. Держи тетрадки и спрашивай сам. Тебе все равно не угодишь. То тебе не так, это — плохо... Умник какой нашелся.