В мгновение ока магараджа, вскочив на оседланную лошадь, стоявшую около паланкина и окруженный Скиндией, Луизон, Гарамагрифом и маленьким Мусташом, прорвал блокаду. Магарадже очень хотелось скакать по направлению к своему лагерю, и он бы это сделал, совершенно не задумываясь, не будь с ним жены и сына. Но он опасался ими рисковать, так как пришлось бы под огнем английской армии проскакать по равнине протяжением в четверть мили, следовательно, быть осыпаемыми пулями и ядрами. Ввиду этого, заметив в очень близком расстоянии небольшой утесистый холм, подъем на который с одной стороны благодаря довольно узкой тропинке был не затруднителен, он со своим маленьким караваном бросился туда. Видя это, отряд англичан его преследовал, но в тот же момент Луизон и Гарамагриф внезапно повернулись и так грозно заскрежетали зубами, что ошеломленные англичане остановились как загипнотизированные и ждали приказаний; а между тем Коркоран со слоном успел уже взобраться на вершину утеса.
В эту самую минуту Барклай, заметив бегство Коркорана, перестал уже обращать какое-либо внимание на мараттов, обратившихся в бегство при первом же натиске, и, признавая, что самое важное овладеть предводителем, приказал предложить Коркорану сдаться.
Два батальона пехоты, эскадрон кавалерии и три пушки окружили со всех сторон утес, на котором Коркоран нашел себе убежище.
На предложение сдаться, магараджа отвечал:
— Никогда!
В ответ на это Барклай скомандовал:
— Стрелять!
Но магараджа, Сита и Рама были уже под прикрытием громадных камней. Единственный небольшой промежуток между этими камнями был заслонен неуязвимой кожей Скиндии, заботившегося только о том, чтобы спрятать от врагов свои уши.
Два залпа не дали ни малейшего благоприятного результата.
Придя в полную ярость, Барклай крикнул:
— Взять приступом! Взять их живыми, а если нельзя — убить!
— Генерал! — отвечал насмешливо Коркоран. — Я не буду убит, а тем менее взят в плен.
И действительно, осаждающие могли взобраться только по одной, весьма удобной тропинке, но она была чрезвычайно узка, что давало громадное преимущество осажденным.
Первый появившийся на платформе был унтер-офицер из Валлиса. Взобравшись, он слишком поспешно выстрелил в упор в магараджу, с быстротою молнии отстранившего дуло ружья, так что пуля попала в воздух, но в ту же минуту Коркоран выстрелом из револьвера размозжил череп валлийца. Второго взобравшегося постигла такая же участь. Третий, прокравшийся незамеченным, своевременно был убит одним ударом лапы Луизон. Со своей стороны Гарамагриф совершал чудеса и уничтожил многих одним ударом своих страшных зубов. Не зевал и Скиндиа: трое пробравшихся незаметно солдат намеревались сзади нанести удар Коркорану, но Скиндиа всех трех так быстро и ловко придавил к утесу, что обратил их чуть не в блины.
Наконец Барклай сказал:
— Впрочем, с какой стати жертвовать столькими храбрыми солдатами из-за какого-то упрямца. Глаз с него не спускайте: у него нет продовольствия и, в конце концов, он вынужден будет сдаться!
И действительно, если Гарамагриф и Луизон немножко воспользовались убитыми английскими солдатами, зато бедный Скиндиа, привыкший ежедневно съедать сто двадцать фунтов трав и кореньев, чувствовал сильный голод, не ев ничего около тридцати часов. В свою очередь Коркоран, Сита и даже маленький Рама целый день ничего не ели. Положение было весьма и весьма печальное.
Эти терзания тянулись до самой ночи. Коркоран из себя выходил от досады и терял голову. Сдаться ему казалось позорным, постыдным; на это у него не хватало сил. Дать себя убить, бросившись один на всех англичан, он мог бы. Но что тогда будет с Ситой и Рамой?
В то время, когда он предавался этим отчаянным размышлениям, он инстинктивно поднял глаза к небу и увидел нечто необычайное, поразительное…
XXVI. Неожиданная помощь. Смерть двух героев
Это, как показалось ему сначала, был предмет необычайных размеров и поразительно быстро движущийся. Затем, когда предмет все более и более приближался к нему, ему казалось, что какая-то исполинская птица быстро спускается на его голову. Но наконец он узнал фрегат и ясно услышал радостный голос своего друга Кватерквема. Никогда даже потерпевшие кораблекрушение на фрегате «Медуза», завидев парус в необъятной пустыне океана, не могли бы почувствовать такой сильной радости, как Коркоран, увидев друга, спросившего его:
— Скажи мне, дорогой мой, что ты делаешь на этом утесе, с женою, сыном, тиграми, слоном и окруженный полтора тысячью ротозеев хотя спящих, но с видом жандармов?
— Мой дорогой Кватерквем, — отвечал магараджа, горячо поцеловав друга, — прежде всего возьми Ситу и Раму в свой фрегат и тотчас покорми, так как они ровно ничего не ели более тридцати четырех часов.
— О! Масса Кватерквем! Ничего не ели маленькие белые! — воскликнул Акажу. — Есть пирог, есть хорошее вино!