В руках Сугривы находился его враг, но, убей он его тотчас, весь лагерь всполошится, и его миссия не осуществится. И потому он решился терпеливо выждать и ограничился только тем, что, осторожно отвязав привязанного к дереву коня, обмотал его копыта случайно попавшимися в этом месте кусками холста, чтобы не было никакого шума. Вслед за тем он тихо и осторожно ушел из бивака, ведя лошадь за собою на узде.
В это время индусский кули, не спускавший с него глаз, подойдя к нему, спросил:
— Когда?
— Вскоре.
— Куда направляешься?
— К Голькару!
— Хочешь ли, чтобы я за тобою пошел?
— Это бесполезно. Оставайся здесь. Когда ты мне будешь нужен, я тебя извещу. Великая новость станет известной ранее окончания недели.
— Да благословен будет Сива! — ответил индус.
Сказав это, он возвратился на свое место и спокойно улегся около своих товарищей, а Сугрива, сев в седло, поехал сначала тихим шагом, потом мелкой рысцой, затем более крупной и, наконец, вдали от английского лагеря пустился вскачь, направляясь к Бхагавапуру.
По счастью, по пути с ним никакого неприятного приключения не произошло, и он даже никого не встретил по дороге.
Так как все население ожидало столкновения между войском Голькара и войском англичан, все жители деревень, находившихся между лагерем англичан и Бхагавапуром, покинули свои жилища, опасаясь ограбления, убийства, пожаров и всех других ужасов, которые обыкновенно присущи войне и свидетельствуют о шествии так называемых героев.
Как только Сугрива прискакал к аванпостам, все с любопытством начали его расспрашивать.
— Прежде всего, скажите мне, где государь Голькар?
Его тотчас повели во дворец.
Злосчастный государь лежал на ковре, но не спал. С момента похищения дочери он думал только о ней и желал заколоть себя кинжалом. Однако от этого намерения удерживала его жажда мщения.
— Кто ты такой? О каком новом несчастии должен ты мне сообщить? — спросил Голькар, с трудом поднимая отяжелевшую голову.
— Государь Голькар! Вы же знаете меня! Я посол вашего и моего друга Тантиа Топее.
— Ах! Тантиа Топее! Он прибудет слишком поздно!.. Но откуда ты теперь, Сугрива?
— Из лагеря англичан.
— Ты видел англичан? — воскликнул Голькар гневно. — Где они? Что делают? Им я обязан потерей моей дочери, моей несчастной Ситы!
Лицо старика залилось слезами.
— Государь! — сказал Сугрива. — Дочь ваша найдена.
— Где же она? В руках полковника Барклая, или у этого гнусного Рао?
— Она в надежных руках и в безопасности, по крайней мере, в настоящую минуту. Этот отважный француз, ваш гость, нашел ее, и она находится под его защитой.
Вслед за тем Сугрива в кратких словах рассказал о бегстве Коркорана и Ситы, заключив свой рассказ следующим:
— Нельзя терять ни одной минуты для оказания им помощи. Завтра рано утром англичане могут получить подкрепление, и тогда пришлось бы вступить в сражение, успех которого сомнителен.
— Хорошо! — сказал Голькар. — Скорее позови Али.
Али, стороживший за дверью с саблей наголо, тотчас явился.
— Али, — сказал государь, — распорядись, чтобы немедленно звонили тревогу коннице и менее как через полчаса все были на конях.
Тотчас же зазвонили тревогу и поспешно приготовили любимого слона Голькара.
— Это тот, на котором Сита всегда любила ездить, — сказал несчастный отец. — А ты, Сугрива, сядь на коня и указывай нам путь.
— В награду за эту услугу вы, государь, должны оказать мне милость…
— Десять, сто, тысячу милостей. Отдам половину моего государства, если получу дочь! — воскликнул Голькар.
— Нет, государь, мне всего этого не нужно! Мне нужна только жизнь поручика Джона Робартса.
— Так ты хочешь спасти этого красномундирного.
— Я? Спасти его? — отвечал брамин, злобно смеясь. — Да будь я навсегда лишен лицезрения Вишну, если бы я захотел спасти какого-либо англичанина.
— О! В таком случае я тебе отдаю его и еще десять англичан в придачу! — отвечал Голькар, сделав, пока приготовлялись к отъезду, еще несколько вопросов относительно положения и численности английской армии.
— Государь! — отвечал Сугрива. — Я все видел! Третьего дня вечером я вышел из Бхагавапура, чтобы посетить 21-й полк сипаев, где у меня друзья, с которыми я постоянно сношусь. Так как на мне были лохмотья нищего, никто из красных мундиров не обращал на меня внимания, и я спокойно расхаживал по всему лагерю и мог беспрепятственно поговорить там с одним унтер-офицером, принадлежащим к нашему заговору. Ах, государь! С каким восторгом я убедился, до какой степени они ненавидят и презирают англичан… Поверите ли, государь, что по распоряжению англичан, браминов, этих людей высшей касты, секут розгами, как маленьких детей!.. Что касается их грубости, нахальства, жадности, корыстолюбия, обжорства и пьянства, все это кажется ни поры, ни границ не имеет!
По прошествии трех часов я уже знал все, что там происходило и, дав лозунг и пароль своим сообщникам сипаям, уже хотел уйти из лагеря, как вдруг увидел вашу дочь Ситу, похищенную изменником Рао.
При этом воспоминании, глубоко вздохнув, Голькар сказал: