Приключения капитана Коркорана

Осаждавшие выходили из себя от нетерпения и досады. Они никоим образом не ожидали такого упорного сопротивления, один был уже убит и двое раненых, и было полное основание ждать гораздо более значительных потерь.

— А не лучше ли нам поджечь пагоду? — посоветовал один поручик.

По счастью, против этого восстал Джон Робартс, сказавший:

— Полковник Барклай обещал десять тысяч фунтов стерлингов, если ему доставят живою дочь Голькара. А если она погибнет в огне, мы ничего не заработаем… Ну, ребята! Еще одно дружное усилие. Неужели француз осилит старушку Англию? Если нельзя войти через двери, влезем в окно…

Тотчас же принялись за дело. В то время как одна половина отряда стреляла сквозь двери, другая половина бросилась к окну, находившемуся в двенадцати футах расстояния от земли. Три солдата образовали из себя лестницу для унтер-офицера, а этот, положив руки на край подоконника, порывистым движением поднялся на кулаках и сел на подоконник.

Видя это, товарищи его крикнули «ура!».

Но бедняге унтеру не пришлось повторить этот крик, так как только что он раскрыл рот, как Луизон, поднявшись на задних лапах, схватила зубами шею несчастного и, мгновенно задушив его, швырнула на головы испуганных его товарищей.

Очевидно, отряд забыл о присутствии тигрицы, но этот ее подвиг весьма заметно охладил рвение солдат.

— Взвесив все, чем мы, собственно говоря, здесь занимаемся? — сказал один офицер. — Нам бы следовало оставаться в лагере. Если Барклай дал возможность убежать дочери Голькара, ему надлежит исправить свою ошибку и поймать ее, если он в состоянии это сделать!.. Нас здесь пятьдесят человек, занимающихся обстреливанием совершенно неизвестного нам джентльмена, не сделавшего нам ни малейшего зла и не имеющего ровно никакого намерения причинить нам какую бы то ни было неприятность, если только мы оставим его в покое. Говоря откровенно, все, что мы в настоящую минуту делаем, прямо бессмыслица.

На это возразил Джон Робартс следующее:

— Барклай желает во что бы то ни стало возвратить обратно дочь Голькара, и нет сомнения, что на это он имеет важные основания. Я не возвращусь, не выполнив возложенного на меня поручения.

— В таком случае, — заявил какой-то другой офицер, — дело разрешается очень просто. Нам положительно нет оснований торопиться. Мы овладеем дочерью Голькара и ее рыцарем гораздо легче и удобнее завтра, чем сегодня. Наступает ночь… нам необходимо только зорко сторожить, не выпуская оружие из рук. Поужинаем и выспимся. У Коркорана нет съестных припасов, и он вскоре будет вынужден сдаться.

Расчет офицера был вполне правилен, и Коркоран, слышавший весь этот разговор, был в самом тревожном состоянии.

Он видел, что англичане отошли на незначительное расстояние от пагоды, но так, чтобы нисколько не терять ее из вида. Вслед за тем на близком расстоянии друг от друга они расставили часовых и расположились ужинать, что было очень удобно, так как индусские кули, следовавшие за ними в повозках, давно уже прибыли и выгрузили из повозок посуду, серебряные ножи и вилки, пироги с дичью, холодное мясо и бутылки кларета.

Вид ужинавших англичан удесятерил мучения Коркорана и переворачивал ему внутренности, так как он весьма легко позавтракал рано утром, а об обеде до сих пор и подумать было совершенно невозможно, ввиду ужасных треволнений сегодняшнего дня.

Но все это еще ничего было в сравнении с ощущаемыми им тревогами при мысли о его дорогой Сите, воспитанной в роскоши и изобилии пышного дворца, а теперь вынужденную испытывать страшную усталость и мучения голода.

Еще более ужасной причиной тревоги Коркорана была Луизон.

Несомненно, что тигрица была его верным, неизменным другом, но ее аппетит, во всяком случае, оказывался сильнее ее преданности.

Да и мыслимо ли было упрекать ее в этом? Согласно мнению всех физиологов, разве желудок не является повелителем всего существа любого животного, не исключая и человека? Можно ли упрекать бедную тигрицу, которой чуть-чуть коснулась цивилизация, что она не может преодолеть свои страсти и в особенности свой аппетит, когда мы видим ежедневно высокопоставленных лиц и принцев, тщательно воспитанных учеными гувернерами и с детства напичканных мудростью философов, в высшей степени уклоняющихся от всех предписаний нравственности и философии!..

Итак, Коркоран с полным основанием сильно тревожился. Он видел несколько раз, что Луизон жадно поглядывала на бедного Сугриву, и опасался такой выходке тигрицы, помешать и поправить которую окажется невозможным.

Однако весь вопрос заключался в выборе жертвы, потому что Луизон хотела поужинать во что бы то ни стало; она ворочалась, вскакивала, металась без всякой видимой причины. Не было никакого сомнения, что она ощущала нестерпимый голод.

Наконец Коркоран принял решение.

«Что же, черт возьми! Гораздо лучше будет дать ей поужинать англичанином, чем вовсе оставить ее без ужина или допустить ее растерзать несчастного Сугриву», — говорил себе мысленно капитан.

Остановившись на этой мысли и позвав Сугриву, он спросил его:

— Чувствуешь ты голод?

— Еще бы не чувствовать!