— Есть у тебя съестные припасы?
— Вовсе нет!
— Хочешь поужинать?
Сугрива посмотрел на капитана взглядом, ясно говорившим о непонимании цели вопроса.
— Да! Я понимаю, что ты хочешь мне ответить. Ты хочешь меня спросить, где ужин? А вот погляди.
Рукою Коркоран показал ему усевшихся англичан, приступивших уже к ужину.
— Друг мой, — продолжал капитан, — Луизон сделает вылазку и схватит часового; другой часовой тотчас вскрикнет, а ты ловко ползи в траве, подкрадись, забери ужин англичан и, насколько возможно проворнее, неси его сюда. Ты меня понял? А я, если окажется нужным, тоже сделаю вылазку с оружием в руках, чтобы помочь твоему возвращению… Итак, это дело решенное?
— Конечно решенное! — ответил брамин.
Луизон, в свою очередь, выслушала инструкции капитана, сделанные им тихим голосом и более жестами, чем словами.
Впрочем, тигрица была до такой степени смышленая, что тотчас угадала цель вылазки. Она радостно пролезла сквозь щель двери, а за ней следовал Сугрива.
Англичане, никак не ожидая вылазки и, кроме того, рассчитывая на свою многочисленность, совершенно беспечно ели и пили. Луна, тем временем поднявшаяся, отлично освещала все их движения.
Часовой, охранявший дверь пагоды, был всего в десяти шагах от отверстия в двери. Луизон, одним прыжком подскочив к нему, мгновенно обезоружила его ударом лапы, а зубами разгрызла череп.
При этом шуме, услышав крик умиравшего часового, все англичане повскакивали, схватив оружие, и бросились на поиски неизвестного врага. Вид Луизон вынудил на минуту отступить самых храбрых, а тем временем Сугрива, по привычке индусов почти голый, воспользовался общим замешательством и темнотой, на животе дополз до места пира и, быстро забрав мясо, хлеб и несколько бутылок вина, уже возвращался обратно в пагоду.
Чтобы отвлечь внимание англичан к Сугриве, Коркоран через окно сделал по ним два выстрела, ни в кого, однако, не попав. Ему отвечали залпом из сорока ружей, тоже оказавшемся совершенно безрезультатным. Во время стрельбы Сугрива пробежал быстро пространство в пятьдесят шагов, отделявшее его от дверей пагоды, и пролез в отверстие двери.
Вылазка удалась великолепно, но Луизон не хотела возвращаться. Тщетно капитан звал ее свистом; Луизон ни на что не обращала внимания, держа в зубах англичанина.
Другие англичане дали общий залп по ней, но значительное расстояние и темнота мешали успеху их выстрелов, а подойти ближе к такому противнику никто не решался. Коркоран ужасно страшился за тигрицу. Не говоря уже о сильной привязанности к ней, она была ему дорога как надежнейшая защита.
XI. Освобождение осажденных
Прошло несколько секунд томительного беспокойства. После залпа Луизон, испустив глухое рычание, легла на живот и сильно вытянулась всем телом, прижавшись к земле. Быть может, она была убита или ранена, а может быть, притворялась убитой, чтобы обмануть бдительность врагов. Коркоран наблюдал за тигрицей из окна, но ничего не мог ни разглядеть, ни понять. Со своей стороны и англичане не казались успокоенными. Став в шести шагах друг от друга, полукругом около пагоды, они заряжали ружья, намереваясь дать новый залп.
Вдруг раздался отчаянный крик. Оказалось, что Луизон, пользуясь темнотой, незаметно проползла некоторое расстояние, достигла линии солдат и, опрокинув нескольких, схватила одного за верхнюю часть бедра и, глубоко вонзив в свою жертву зубы, проскочила с ней в пагоду.
Тотчас же Коркоран бросился к отверстию двери и заставил Луизон, в которую не стреляли, опасаясь убить товарища, выпустить из зубов англичанина, от боли и от страха впавшего в обморок.
Коркоран, отобрав у бедняги ружье, револьвер и патроны, громко крикнул:
— Можете, господа, прийти взять вашего друга, он только немного ранен!
Джон Робартс, тотчас послав двух солдат унести раненого, крикнул:
— Собачий француз! Разве такие помощники, как твоя тигрица, приличны джентльмену?
— Но, собачий англичанин! — возразил Коркоран. — Зачем вас полсотни человек против меня одного? И чего ради вы пришли сюда расстреливать меня, когда я от всего сердца хочу жить в мире с вами и со всеми на свете?
Разговор не мешал ему быстро и заботливо, при помощи Сугривы, забивать отверстие, образовавшееся в двери, и баррикадировать дверь всем, чем только было возможно.
Наконец, кончив эту работу, он сказал:
— Ну а теперь посмотрим, хорошее ли вино у этих разбойников… А! Да это кларет… Возблагодарим Браму и Вишну… А я уже начинал опасаться, что это бутылки со светлым пивом фабрикации господина Альсопа… Слава богу! Пирог превосходный!.. Пожалуйста, Сита, кушайте больше! И ты, Сугрива, ешь и ничего не оставляй. Завтра утром мы будем или освобождены, или убиты…
— Господин капитан, — сказал Сугрива, — вполне можете надеяться на освобождение… Я только что сделал важное открытие!
— Какое?
— Когда я разыскивал доску, чтобы заделать эту проклятую дыру, я почувствовал в одном месте, что ногой наступил на люк.
— Вот как!
— Да, господин капитан! Этот люк, несомненно, ведет в какой-либо подземный ход, выходящий на поверхность земли. В этом случае мы спасены.