Приключения Кавалера и Клея

— Не люблю, чтобы разные собаки тут шастали, — сказал Шэнненхаус, с хмурым одобрением изучая распорки левого крыла «кондора». — Сам знаешь. Еще мой самолет обгадят.

3

Зима свела их с ума. Она свела бы с ума любого, кто ее пережил. Существовал лишь вопрос степени сумасшествия. Солнце исчезло, и ты не мог покинуть тоннели, а все, что ты любил, было в десяти тысячах миль оттуда. В лучшем случае человек страдал от странных ошибок в суждении и восприятии, оказываясь перед зеркалом и вдруг обнаруживая, что собирается причесать волосы механическим карандашом, засовывая ноги в нижнюю рубашку, кипятя целый котелок концентрированного апельсинового сока вместо чая. Большинство людей ощущали в своих сердцах внезапные вспышки выздоровления при первом же взгляде на бледную кромку солнечного света на горизонте в середине сентября. Однако существовали и рассказы (возможно, апокрифичные, но далекие от сомнительных) о том, как участники прошлых экспедиций так глубоко утопали в снежных наносах собственной меланхолии, что терялись навеки. И очень немногие из жен и родственников тех мужчин, которые возвращались домой после зимовки на Льду, с уверенностью могли сказать, что получили назад идентичное тому, что они туда отправили.

В случае Джона Весли Шэнненхауса зимнее безумие оказалось всего лишь некой модуляцией, углублением его давнишнего пристрастия к АТ-32 модели Кертисса-Райта. Гидросамолету под названием «кондор» было десять лет от роду, и ВМФ очень прилично им попользовался, прежде чем бедняга нашел свою нынешнюю должность. «Кондор» Шэнненхауса побывал в боях и горел, охотился за пароходными пиратами на Янцзы в середине тридцатых. Он отлетал тысячи грузовых рейсов до Гондураса, Кубы, Мексики, Гавайев и обратно. Солидный объем самолета и его моторов был за эти годы заменен согласно диктату местной целесообразности, хронической нехватке запчастей, а также изобретательности и небрежению различных механиков. Заменены оказались самые разные его части от крошечных болтиков и проволочных зажимчиков до одного из здоровенных моторов типа «райт-циклон» и целых участков фюзеляжа и крыльев. А посему вопрос, удостоившийся той зимой напряженных раздумий Шэнненхауса, касательно идентичности данного самолета тому, который в 1931 году выкатили с завода Гленна Кертисса в Сан-Диего, представлялся скорее метафизическим.

Пока зима тянулась все дальше, указанный вопрос стал так беспокоить пилота (тогда как Джо уже неодолимо тошнило и от вопроса, и от самого Шэнненхауса, и от его вонючих сигар), что он принял по этому поводу самое что ни на есть радикальное решение. Раз уже невозможно было понять, что было заменено, а что нет, единственный способ добиться желаемого заключался в полной замене всех заменяемых частей и определения самого себя, Джона Весли Шэнненхауса, гарантом идентичности «кондора». Благо что ВМФ обеспечил Келли и Блоха, усопших механиков, целым трактором всевозможных запчастей и не иначе как машинным цехом, оборудованным инструментальным токарным станком, фрезерным станком, сверлильным станком, кислородно-ацетиленовым сварочным аппаратом, миниатюрной кузней, а также восемью различными видами мотопил от цепной до циркулярной. Шэнненхаус выяснил, что посредством простого заглатывания семидесяти-восьмидесяти чашек кофе в сутки (теперь, когда все были мертвы, необходимость экономить определенно отпадала) оказывалось возможным уменьшить потребность во сне по меньшей мере до половины их прежней нормы в семь часов. Когда же он все-таки спал, то непременно в «кондоре», запакованный сразу в несколько спальных мешков (в ангаре было довольно холодно). Шэнненхаус также перетащил в ангар дюжину ящиков с консервами и стал там еще и готовить, сгибаясь над примусом точно так же, как он делал это на открытом льду.

Сперва Шэнненхаус переделал моторы, изготавливая новые детали там, где оригиналы казались ему изношенными, а соответствующие запчасти некондиционными или позаимствованными у какой-то иной породы самолетов. Затем он взялся работать с фюзеляжем, мастеря новые распорки и вервюры, заменяя каждый винтик и кренгельс. Когда Джо в конце концов потерял след неустанных трудов Шэнненхауса, тот приступил к долгой и трудной работе покрытия самолета аэролаком, починяя брезентовую обшивку при помощи какого-то тошнотворно-булькающего варева, которое сварганил на том же примусе, где готовил себе обед. Для одного человека эта работа была тяжела, однако пилот с таким негодованием отказался от предложенной Длю помощи, словно тот предлагал ему поделиться женами.