Приключения Конана-варвара (сборник)

А Конан и впрямь не доставлял ему никаких неприятностей. Он легко влился в экипаж, ничем не выделялся среди остальных и веселился вместе с ними. Он проявил себя опытным мореходом и доказал, что превосходит силой любого из них. Он работал за троих и всегда первым брался за выполнение самых трудных и опасных задач. И его товарищи начали постепенно во всем полагаться на него. Он не ссорился с ними, а они старались не давать ему повода для ссор. Он играл с ними, мог поставить на кон свой пояс и ножны, выигрывал у них деньги и оружие, а потом со смехом отдавал обратно. И вскоре уже весь экипаж видел в нем лидера полубака[15]. Он не распространялся о том, что заставило его столь поспешно покинуть Бараху, но осознание того, что он способен на кровавые подвиги, ужаснувшие даже тамошнюю дикую стаю, лишь увеличивало уважение, которое питали к нему неукротимые флибустьеры. А он оставался неизменно вежливым и любезным по отношению к Запораво и своим товарищам, не опускаясь до оскорбительного или подобострастного поведения.

Даже самые недалекие члены экипажа поражались разительному контрасту между грубым, неразговорчивым и мрачным командиром и пиратом, который всегда был готов рассмеяться незатейливой шутке, распевал непристойные песенки на дюжине языков, глотал эль, как запойный пьяница, и – на первый взгляд – жил исключительно сегодняшним днем.

Знай Запораво о том, что его сравнивают, пусть даже бессознательно, с человеком, обитавшим на нижней палубе, он бы лишился дара речи от гнева. Но он был погружен в собственные раздумья, которые с каждым годом становились все мрачнее и угрюмее, и в грандиозные мечты о будущем; не оставляли его и мысли о девушке, обладание которой доставляло ему горькое удовольствие, впрочем, как и все его наслаждения.

А она все чаще поглядывала на черноволосого гиганта, который на голову превосходил своих товарищей в работе и забавах. Он ни разу не заговорил с нею, но его откровенные взгляды были весьма красноречивы. Она безошибочно улавливала их и спрашивала себя, хватит ли ей отваги, чтобы затеять с ним смертельно опасную игру.

Не так давно она покинула дворцы Кордавы, зато целый мир перемен теперь отделял ее от жизни, которую девушка вела до того, как Запораво похитил ее с горящей каравеллы, ограбленной его волками. Она, избалованная и обожаемая дочь герцога Кордавы, на собственном опыте узнала, что это такое – быть игрушкой буканьера. Благодаря тому, что оказалась достаточно гибкой, чтобы гнуться, не ломаясь, она выжила там, где умирали другие женщины. Еще и потому, что была молода и полна жизни, она научилась находить удовольствие даже в своем существовании.

Жизнь была переменчивой, неопределенной, похожей на сон, полной резких контрастов боя, грабежа, убийства и бегства. А красная пелена, заволакивающая сознание Запораво, делала ее еще более непредсказуемой, чем у рядового флибустьера. Никто не знал, в чем состоят его планы. Сейчас они покинули хорошо изученные и нанесенные на карту побережья и все дальше углублялись в океанские просторы, от которых старались держаться подальше даже самые отчаянные искатели приключений. С начала времен сюда плыли корабли, но только для того, чтобы исчезнуть навсегда. Хорошо знакомые воды и земли остались позади, и теперь перед ними вот уже который день простиралась бескрайняя океанская ширь. Здесь не было добычи – не было городов или кораблей, которые можно было разграбить и сжечь. Люди роптали, хотя и старались сделать так, чтобы их недовольство не достигло ушей безжалостного капитана, который день и ночь или расхаживал по полуюту, погруженный в мрачное молчание, или рассматривал древние карты и пожелтевшие от времени свитки, или перелистывал фолианты, составленные из изъеденных червями листов пергамента. Иногда он заговаривал с Санчей, горячечно и бессвязно, как ей казалось, о потерянных континентах и сказочных островах, скрывающихся в неизведанных далях безымянных морей, где рогатые драконы охраняют покой сокровищ, собранных в незапамятные времена древними королями.

Санча слушала его речи, не понимая ни слова, зябко обхватив стройные коленки. Мысли ее то и дело уносились от бессвязных слов ее мрачного спутника к бронзовокожему гиганту, чей смех казался ей сочным и заразительным, как дуновение морского ветерка.