Я говорил и держался развязно. Тоже мистика! С девчонками, с которыми нужно держаться развязно, я серьезен. И наоборот: с кем нужно быть серьезным, говорю развязно. Чувствую, что все порчу, а иначе не могу. Я всегда стараюсь укрепить первое впечатление о себе, даже если это впечатление для меня невыгодно. Возможно, у меня какое-то психическое нарушение - делать все во вред себе.
- Кстати, дай мне фотографию, - сказал я.
- Зачем?
- Отчитаться перед начальством, а то скажут - не ходил. Я лицо должностное.
- Только верни, - после некоторого колебания ответила она.
- А как же, завтра же. Ты где живешь? Дом я знаю, а квартира?
Она пожала плечами:
- Какая тебе разница? Принеси в школу - мне передадут.
Понятно… И все же я ее так не отпущу. Вижу, что дело гиблое, а не отпущу. Психи мы, психи!
- Так как, договорились? Идем на танцы? Завтра!
- Завтра нет танцев.
- Послезавтра.
- Послезавтра я буду у бабушки.
- Послепослезавтра.
- Опять нет танцев.
- Ясно. А как насчет кино?
- Я видела эту картину.
- Какую?
Она засмеялась:
- Видела…
- Да, слушай, Софья Павловна сказала: про солдата знают ваши местные жители - Михеев и Агаповы. Известны тебе такие?
- Известны.
- Сходим узнаем, найдем этого солдата.
- Курьеры, курьеры, тридцать тысяч курьеров.
- Ты хочешь сказать, что это не так просто.
- Да, приблизительно это я и хотела сказать.
- А попытаться?
- Попытайся.
Из школы я отправился на почту. Дал телеграмму в Центральный военный архив:
«Прошу сообщить где в сентябре 1942 года находился ПРБ-96 жив ли кто-нибудь из его командиров их адреса».
Обратный адрес я указал: Корюков, дорожно-строительный участок, мне. Так запрос выглядел солиднее.
Квитанцию я скрепкой прикрепил к фотографии. Снова, на этот раз внимательно, рассмотрел ее. Солдаты сидели на поваленном дереве. У старшины через плечо висела полевая сумка, на левой стороне груди медаль, какая - не разберешь, а на правой - значок, по форме напоминающий гвардейский.
8
Вагончики и навес-столовая были ярко освещены. Уютно тарахтела электростанция. Тишина, покой, отдых после тяжелого трудового дня.
Рабочие обедали за столами, сколоченными из толстых, обтесанных досок с врытыми в землю крестовинами.
Мои соседи по вагончику - бульдозерист Андрей, тот самый, что наткнулся на могилу, и шофер Юра, подвозивший меня в город, - помахали мне. Я подсел к их столику. С ними сидела чертежница Люда. Как я понял, у нее с Юрой любовь.
- Чего узнал? - спросил Юра.
Все равно придется докладывать Воронову. Я счел лишним рассказывать сейчас.
- Справки по ноль девять.
- Во дает! - восхитился моим ответом Андрей.
Из кармана куртки он вытащил пол-литра, разлил по стаканам. Люда мизинцем провела по самому донышку, показала, сколько ей налить. На ней был немыслимо короткий плащ с погончиками, этакий мини-плащ. Странно, что такая молодая девчонка работает на строительстве дороги и живет в вагончике. Может быть, из-за Юры?
Водку я не люблю. Но выпить пришлось. Как объяснил Андрей, мы выпиваем в честь моего переезда в вагончик. Сегодня они, старожилы, угощают меня, завтра я, новосел, угощу их - таков обычай.
Так объяснил Андрей.
За соседними столами тоже ужинали, шумели, галдели. Но Андрей, Юра и Люда держались особняком. Сидели с видом людей, которые обо всем уже переговорили, молча понимают друг друга, сознают свою значительность. В коллективе каждый создает себе положение как сумеет. Эти решили создать себе положение, держась независимо и значительно.
Мимо нас прошел инженер Виктор Борисович, пожилой интеллигентный человек с помятым лицом. Окинул наш стол внешне безразличным, а на самом деле зорким взглядом.
- Присаживайтесь, Виктор Борисович, - пригласил его Андрей, придвигая табуретку.
Виктор Борисович присел чуть в стороне, оперся на палку. Не то сидел с нами, не то сам по себе.
Андрей налил и ему.
Ужин кончался, рабочие расходились. Официантка Ирина с подносом в руках собирала со столов посуду.
- Ириночка, прелесть моя, - Виктор Борисович погладил ее руку, - какая ручка, какое чудо!.. Радость моя, попросите на кухне немного льда и томатный сок.
- Ладно, - недовольно проговорила Ирина и пошла дальше, собирая на поднос посуду. У нее довольно правильные, даже тонкие черты лица, испорченные, однако, выражением недовольства.
- Только в глуши попадаются такие иконописные лица. И имя византийское - Ирина, - сказал Виктор Борисович.
- Византия - Константинополь - Стамбул, - небрежно проронил Юра, показывая свою образованность.
- Ирина, жена византийского императора Льва Четвертого, красавица, умница, - Виктор Борисович бросил в стакан лед, добавил томатного сока, - управляла государством вместо своего сына Константина, которого свергла с престола и ослепила.
Ребята с интересом слушали этого пожилого, видно, образованного застольного краснобая.
- Какие женщины были! - заметил Юра.
- То есть! - многозначительно произнесла Люда.
Это выражение обозначало у нее высшую степень согласия.
- Сына ослепила! - возмутился Андрей. - Ее надо было посадить на кол, четвертовать, колесовать, расстрелять и повесить.