– И, ей-богу, – сказал Вилькинс, повторяя рассказ в конюшне, – он положительно и слушать ничего не захотел. Не согласился он также, чтобы с седла сошёл я, потому что, по его словам, маленькому мальчику было бы неудобно на большой лошади. «Вилькинс, – говорит он мне, – этот мальчик хромой, а я нет. И потом, мне хочется поговорить с ним». И мальчику пришлось усесться на пони, а мой лорд зашагал рядом с ним, засунув руки в карманчики. Шляпа съехала ему на затылок, и он шёл, посвистывая и болтая, и был так доволен, что просто прелесть. А когда мы пришли к коттеджу и мать мальчика вышла, чтобы посмотреть, что случилось, он снял шляпу да и говорит: «Я привёз вашего сына, сударыня, потому что у него болит нога. И я не думаю, чтобы ему было очень удобно опираться на палку. Это слишком маленькая поддержка. Я попрошу дедушку заказать для него костыли». Право, провались я, если эта женщина не была совсем поражена. Да и сам я долго не мог прийти в себя.
Услышав этот рассказ, старый граф не рассердился, хотя Вилькинс боялся этого. Напротив, он рассмеялся, призвал к себе Цедрика и заставил его повторить всю историю с самого начала до конца, а потом опять рассмеялся.
И вот через несколько дней коляска из замка Доринкоурт остановилась против коттеджа, в котором жил хромой мальчик. Из неё выскочил маленький лорд, пошёл к входной двери с парой крепких, лёгких, новых костылей, отполированных, как ружьё, и передал их миссис Гартль (фамилия хромого мальчика была Гартль), сказав:
– Мой дедушка кланяется вам. А вот это для вашего мальчика. Мы оба надеемся, что ему скоро станет лучше.
– Я поклонился им от вас, – объяснил он графу, когда экипаж вернулся в замок. – Вы не велели мне этого, но я подумал, что вы, может быть, забыли. Я хорошо сделал, да?
Граф опять засмеялся и не побранил его. Старик и мальчик дружили с каждым днём всё больше и больше, с каждым днём также вера Цедрика в доброту и совершенство деда увеличивалась. Он нисколько не сомневался, что старый граф самый любезный, добрый и великодушный старик на свете. Все желания мальчика исполнялись тотчас же, едва он успевал выговорить их. Его осыпали такими подарками и доставляли ему такие удовольствия, что иногда он сам терял голову. Очевидно, Цедди мог иметь всё, чего желал, и делать всё, что приходило ему в голову. И хотя всё это, конечно, было бы не особенно благоразумным воспитанием для других маленьких мальчиков, Цедди не делался хуже.
Может быть, несмотря на его нежный и кроткий характер, он испортился бы, если бы ежедневно не проводил несколько часов в усадьбе Коурт-Лодж со своей матерью. Этот его лучший друг внимательно наблюдал за ним. Они часто и много разговаривали между собой, и мальчик никогда не возвращался в замок, не унося на своих щеках горячих поцелуев матери, а в своём маленьком сердечке простых, чистых слов, которые следовало помнить.
Только одно очень удивляло и смущало маленького лорда, и он думал о непонятной ему стороне своей жизни гораздо чаще, чем кто-нибудь это предполагал. Сама миссис Эрроль не знала, до чего часто Цедрик размышляет об этом, а граф некоторое время даже не подозревал о том, какие вопросы приходят его внуку на ум. Как бы то ни было, наблюдательный мальчик невольно удивлялся, почему его мать и дедушка никогда не встречаются. Он давно заметил это.
Когда карета Доринкоурта останавливалась подле дома миссис Эрроль, граф никогда не выходил из экипажа. А в тех редких случаях, когда старик ездил в церковь, он оставлял Цедрика на паперти, чтобы мальчик мог поговорить с матерью или уйти с нею в её дом. Между тем в Коурт-Лодж ежедневно посылали цветы и плоды из оранжерей замка.
Один поступок, благодаря которому дед в глазах Цедрика стал совершенством, старый лорд сделал вскоре после их первого посещения церкви. В тот день граф увидел, что миссис Эрроль совершенно одна пошла домой. Приблизительно через неделю, когда Цедрик отправился к матери, у дверей замка остановилась небольшая коляска, запряжённая красивой вороной лошадью.
«Я ПРИВЁЗ ВАШЕГО СЫНА, СУДАРЫНЯ, ПОТОМУ ЧТО У НЕГО БОЛИТ НОГА»
– Это твой подарок матери, – коротко сказал граф. – Она не может ходить пешком, ей нужен экипаж. Кучер, который правит, будет смотреть за лошадью. Это подарок от тебя.
Невозможно описать восторг Цедрика. Он с трудом сдерживался по дороге к Коурт-Лоджу. Когда колясочка подъехала к маленькой усадьбе, миссис Эрроль была в саду и собирала розы. Цедди выскочил из коляски и полетел к ней.
– Дорогая, – кричал он. – Дорогая, поверишь ли ты, – это твоё! Он говорит, что лошадь и коляска – подарок от меня. Это твой экипаж, и ты должна всегда ездить в нём.
Он был счастлив, а молодая женщина не знала, что ей делать. Она не хотела испортить удовольствия Цедрика отказом от подарка, хотя прислал его человек, который считал себя её врагом. Ей пришлось тотчас же сесть в экипаж с букетом роз и с ножницами в руках, без шляпы, и ехать кататься.