Приключения маленького лорда

Цедрик стоял, весь облитый солнечным светом, и смотрел на графа, которому Томас помогал выйти из экипажа; на его личике выражались внимание и любовь. Как только ему показалось, что нужна его помощь, он протянул руку и подставил старику плечо, точно был семи футов ростом. Всем стало вполне ясно, что, какие бы чувства ни вызывал в других граф Доринкоурт, маленький лорд нисколько не боялся его.[10]

– Только опирайтесь на меня, – услышали они. – Смотрите, как все довольны, что видят вас. И как они хорошо вас знают.

– Сними шляпу, Фаунтлерой. Они тебе кланяются.

– Мне? – вскрикнул Фаунтлерой, мгновенно стаскивая с себя шапочку и показывая свою хорошенькую головку. Он стал рассматривать толпу своими блестящими изумлёнными глазами, стараясь поклониться каждому в отдельности.

– Боже благослови вас, мой лорд, – сказала старуха, которая раньше разговаривала с его матерью. – Желаю вам долгой жизни.

– Благодарю вас, сударыня, – ответил Фаунтлерой.

Они вошли в церковь, прихожане смотрели на них. Когда Фаунтлерой наконец удобно уселся на красную подушку, он тотчас же сделал два открытия; оба понравились ему. Прежде всего, в другой стороне церкви, так, что он мог видеть её, сидела его мать, которая ему улыбнулась. Затем в конце графской скамейки, подле стены Цедди заметил две странные, вырезанные на каменной плите фигуры, стоящие на коленях одна против другой. Между ними возвышался невысокий каменный столб, служащий подставкой для двух молитвенников. Поднятые руки были сложены, по-видимому для молитвы; на фигурах красовались старинные странные платья. На каменной гладкой плите было написано что-то, чего он не понял:

«Здесь лежит тело Грегори Артюра, первого графа Доринкоурта, а также тело Ализон Гильдегарды, его жены».

– Могу я шепнуть вам несколько слов? – Маленького лорда пожирало любопытство.

– В чём дело? – спросил дед.

– Кто они?

– Твои предки, которые жили несколько сотен лет тому назад, – ответил граф.

Маленький лорд с уважением ещё раз оглядел старинную плиту. После этого он постарался найти нужное место в своей книге псалмов. Когда началась музыка, Цедрик поднялся со скамейки и с улыбкой посмотрел на мать. Он очень любил пение и часто пел с Дорогой, поэтому и теперь присоединился к хору прихожан, и его чистый, нежный, высокий голосок раздался в церкви, точно пение птички. Ему было так приятно петь, что он забыл всё остальное.

Граф тоже немного забылся, сидя в своём затенённом занавеской уголке скамьи с высокой спинкой и глядя на мальчика. Цедрик стоял перед открытой толстой книгой псалмов и пел изо всех своих детских сил, радостно подняв личико. В это время луч солнца упал на него через золотистое стекло окна и ещё больше усилил блеск его светлых волос.

Глядя на Цедди, миссис Эрроль почувствовала, что её сердце замерло; молитва поднялась к её губам. Она молилась о том, чтобы чистое, простое счастье его детской души не нарушалось, чтобы большое состояние, выпавшее на долю Цедди, не принесло ему вреда или зла. В её нежном сердце в эти дни было много тревожных мыслей!

– О Цедди, – сказала она накануне вечером, прощаясь с ним перед его возвращением в замок. – О Цедди, дорогой, я хотела бы ради тебя быть очень умной и сказать тебе много полезных вещей! Теперь же посоветую только одно: будь добрым, дорогой, храбрым, хорошим и справедливым всегда, и тогда ты никому не сделаешь зла, поможешь многим, и, может быть, мир сделается лучше, оттого что на свете жил мой маленький мальчик. А это важнее всего, Цедди. Хорошо, когда людям делается немножко лучше из-за того, что жил тот или другой человек.

Вернувшись в замок, маленький лорд повторил её слова дедушке.

– И когда я услышал это, я подумал о вас, – в заключение прибавил он, – и сказал ей, что людям стало лучше, потому что вы живёте. И я постараюсь, очень постараюсь, если можно, сделаться таким же, как вы.

– А что ответила она? – немного тревожно спросил старый граф.

– Она сказала, что это правильно, что мы всегда должны искать в людях хорошее и стараться подражать тому, что в них хорошо.

Может быть, именно об этом думал старик, глядя сквозь раздвинутые занавески через головы молящихся туда, где сидела миссис Эрроль. Он видел лицо существа, которое так любил его сын, умерший без отцовского прощения, и глаза, так походившие на глазки маленького лорда. Но никто не мог бы сказать, о чём думал граф и были ли его мысли жёстки и злобны или они стали немного мягче.

Граф и Фаунтлерой выходили из церкви; многие из прихожан столпились на паперти, чтобы посмотреть на них. Когда они уже подошли к воротцам, человек, стоявший со шляпой в руке, сделал по направлению к ним шаг и остановился. Это был пожилой фермер с измученным заботами лицом.

– А, Хигинс! – сказал граф.

Фаунтлерой быстро повернулся и взглянул на фермера.

– О! – заметил он. – Это и есть Хигинс?

– Да, – сухо ответил граф. – Я думаю, он пришёл, чтобы посмотреть на своего нового помещика.