— Оно и у нас было — тяжелое время, — говорил он, оглаживая свою черную бороду. — Дошло до того, что машины некому стало обслуживать. По разным местам народ разошелся. А те, что в колхозе остались, голову ломали: как дальше быть? Без хорошего трудодня людей в колхозе не прибавится, а чтобы хороший трудодень был, требуется, чтобы народишка больше стало! Ну что тут делать? Как быть? Куда ни кинь, — все клин. Положение, так сказать, безвыходное. И вот пришло время, когда нас спросили: что же делать думаете, товарищи колхозники? А что делать? Людей у нас мало, земли много, не иначе, как разоримся окончательно! А нам сказали: давайте договоримся — все вы люди советские, доверие вам от партии полное, и это достаточно, чтобы вы колхоз свой подняли. Одно, говорят, с вас потребуют: сдай государству поставки, а в остальном пора бы самим ходить без чужой рученьки, своей головой смекать, как лучше хозяйствовать. И вот с той поры и пошло все в гору. Трудодень хоть и маленький сначала был, а работать стали крепко. С утра до ночи. А почему? Настоящими хозяевами себя почувствовали. А ведь с чего пошло? Ну подумаешь, сказали себе «сами хозяева»! А оно большие миллионы колхозу дало. И у нас так уж повелось: председатель председателем, бригадир бригадиром, а ты смекай сам в своем деле, не жди указки.
Алешку все интересовало. И есть ли в той деревне речка, и какая в ней ловится рыба? И далеко ли лес, и есть ли в нем ягоды? Конечно, хотелось, чтобы был клуб, где бы показывали всякие кинокартины. И не раз он спрашивал с некоторой осторожностью:
— А не заругает тебя?..
— Кто? Жинка? Живем с Марусей в мире — что мне по душе, то и ей. Одним словом, не беспокойся.
В общем все выходило, как нельзя лучше: звание тракториста он получит, в Заозерной МТС его ждут, а тетя Маруся, видно, добрая и ему с дядей Пудом будет хорошо. Вот только Тани не будет в Заозерье. Они станут переписываться… Но как? Он не хотел, чтобы Таня получала письма от какого-то там Кольки Лопатина. А подписываться своим настоящим именем он тоже не может. Вдруг кто-нибудь прочтет его письмо? Ну тот же Георгий Петрович. Это, спросит, откуда вдруг объявился Алешка где-то в Заозерье, когда ему место у дяди Ивана, в городе? Надо придумать какое-то особое имя, чтобы никто не догадался, что пишет он, Алешка, и в то же время, чтобы Таня знала, от кого письмо. Тракторист? Нет, не годится! Мало ли трактористов… Гайка? Тоже выдумал! Никаких болтов, винтов, гаек. А что, если Отчаянный или Смелый? Тоже нехорошо. Скажет, — хвастун, сам себя хвалит… Ладно, времени до отъезда в Заозерье еще много. Не придумать одному — придумает с Таней. Но это должно быть такое имя, чтобы Таня чувствовала, что пишет ей друг, настоящий товарищ!
Они условились, что обязательно встретятся после экзаменов, перед его отъездом в Заозерье. Встретятся у ее школы или он зайдет к ней домой. Но еще до этого он неожиданно увидел Таню у своего дома. Было темно; Алешка возвращался с вечерней самоподготовки, и, если бы Таня не окликнула его, он прошел бы мимо.
— Таня, ты что тут делаешь?
— Пойдем. Мне надо с тобой поговорить. — Они вышли на улицу, и Таня сказала, как старшая: — Алеша, ты должен пойти к дяде Ивану и все рассказать о себе. Про себя, про Кольку. Лучше здесь, чем в Заозерье. Тут знают тебя, тут поймут. А там? И ведь ты ничего не сделал плохого. Ты хотел учиться, ты доказал, что в пятнадцать лет можно быть настоящим трактористом. Разве это преступление?
— Нет, я не могу. Кому хочешь сказал бы, только не дяде Ивану.
— Алеша, я очень боюсь за тебя…
— Ничего, обойдется. — Алешка упрямо стоял на своем. — Да если я скажу, — ты знаешь, что будет? В трактористы меня не допустят. Ведь мне только пятнадцать исполнилось. Что тогда делать? У дяди Ивана жить? Не смогу. В деревню ехать — не к кому. И себя и Кольку подведу.
Последний довод показался Тане убедительным, и она уступила.
— Только ты смотри, будь осторожен.
— Никто не узнает. Знаешь, где Заозерный район? Триста километров отсюда.
Алешка раздобыл календарь и считал оставшиеся до экзаменов дни. Тридцать, двадцать пять, двадцать. Скоро он будет трактористом, его мечта осуществилась! Ну как не чувствовать себя счастливым? Разве он не обогнал года, разве не добился, чего хотел? Конечно, если узнают, сколько ему лет, то трактор не дадут, в МТС не примут. Но об этом уж не думалось. Впереди — самостоятельная жизнь.
Апрельским солнечным днем выпускники сдавали экзамены. Алешка прошел испытание по вождению машины одним из первых, получил от экзаменационной комиссии пятерку и теперь сидел в сторонке, на бревне, рядом с Колькой Лопатиным. Колька был грустен, и Алешка старался развлечь его.
— Ты знаешь, я чуть не сбился. Мне надо третью скорость взять, а рука к газу тянется. Вот как растерялся. Хорошо, не заметили.
— Мне бы так сдать! — вздохнул Лопатин.
— Сдашь. Да еще как сдашь. А потом мы с тобой встретимся. И на одном тракторе работать будем. Я смену — ты смену, больше всех выработаем. И, если хочешь, можешь быть старшим трактористом.
— Нет, старшим ты будешь, — отказался Колька.