Приключения Мишки Босякова, кучера второй пожарной части

— Чего изволите приказать? — тяжело дыша, спросил он, остановившись около крыльца и вытянув руки по швам.

— «Чего изволите?» — передразнил помощника Стяжкин. — А вон чего! — и указал на Мишку.

Грозный бас брандмейстера, доносившийся до самой каланчи, его осанистая фигура, рыжие фельдфебельские усы и то, что все кругом боялись шелохнуться (Киприян даже заикал), по-настоящему напугало парня.

— Осмелюсь, доложить, — с дрожью пояснил Фалеев, повернувшись в сторону казармы и всматриваясь в Мишку, — я этого отрока не знаю.

— Не знаешь? — взревел Стяжкин. — Выходит, один я должен знать! Эй, Рожин! Тащи эту персону сюда!

— Идем, не страшись, — ободряюще шепнул упирающемуся Мишке Геннадий Сидорович.

Однако у Мишки ноги словно приросли, и Геннадию Сидоровичу пришлось взять его за шею и толкнуть вперед.

— Ну говори как на духу, что здесь делаешь? — плюхаясь в кресло, свирепо спросил парня Стяжкин и, почесав нос, предупредил:— Да не вздумай врать, живо патруль кликну и в контрразведку сдам.

— Господин брандмейстер, дозвольте, — осторожно сказал Геннадий Сидорович. — Мальца привел я.

— Ты?! — изумился Стяжкин.

— Я, — более смело повторил Геннадий Сидорович.

— Неужели ты, Рожин, думаешь, что старший топорник может позволять себе чего угодно? — вновь вскакивая, зарычал Стяжкин. — Это идиот Мартынов вас всех при Совдепии распустил! Но у меня вы узнаете, почем фунт лиха... Фалеев!

— Чего изволите? — вытянулся перед крыльцом дрожащий Фалеев.

— Господин брандмайор, — не обращая внимания на гнев Стяжкина, продолжал спокойно Геннадий Сидорович, — господин брандмайор (все в части знали, что Стяжкину льстило, когда его величали брандмайором), этот малец — сын моего годка Евлахи Босякова, погибшего за веру, царя и отечество.

— Какого Евлахи? — не понял брандмейстер. — Чушь несешь... Фалеев!..

— Господин брандмайор! — перебивая Стяжкина, торопливо заговорил Геннадий Сидорович. — В нашей части ведь кучера на одноконном бочечном ходу нет. Возьмите мальца...

— Мальца? Кучером? — недоуменно пробормотал Стяжкин и, повалившись в кресло, вдруг раскатисто захохотал на весь двор. — Мальца? Кучером?.. Ну и потешный ты, Рожин!.. Шут из тебя, дурака, наверно, дельный бы получился... Мальца? Кучером!..

Вслед за брандмейстером тоненьким старческим смехом залился Фалеев, за Фалеевым фыркнул Ермолович, а за Ермолови- чем, осмелев, засмеялись и остальные пожарные. Даже Киприян перестал икать и несколько раз смущенно улыбнулся. Только Мишка по-прежнему прятался за спину Геннадия Сидоровича и думал лишь об одном: как бы поскорее отсюда удрать.

— Хотел я тебя, Рожин, наказать по всем правилам,— сказал наконец Стяжкин, цветным платком смахивая с рыжих ресниц выступившие слезы,— да больно ты меня развеселил... Мальца? Кучером,— и он снова загоготал.

Но тут Мишку словно взорвало. Подскочив к крыльцу, парень поднял кулак и, потрясая им, выкрикнул:

— Чё смеяться-то? Могу и кучером!

Выкрикнул... и нерешительно замер на месте.

— Как, как? — насупив брови, недоверчиво спросил Стяжкин.— Можешь и кучером? Так, что ли?

— Может, господин брандмайор, точно может,— незаметно ущипнув Мишку, с уверенностью подтвердил Геннадий Сидорович. Стяжкин, смерив их взглядом, не предвещавшим ничего хорошего, презрительно плюнул, но сказать ничего не успел: его опередил частый звон колокола, раздавшийся с каланчи.

— Тревога! — каким-то неестественным пронзительным голосом произнес вздрогнувший Фалеев.

За полсекунды от прежней раболепной позы у помощника брандмейстера не осталось и следа. Услышав колокол, он сразу весь выпрямился и как будто стал выше на целую голову.

— Тревога! — повторил вслед за ним и Стяжкин.

Два черных зловещих шара медленно поползли вверх по мачте, и каланчовый, перевесившись через барьерчик, отрывисто прокричал, сложив ладони рупором:

— За Сенной площадью... горит!..

— По местам! — скомандовал Стяжкин, спрыгивая с крыльца.

Одни пожарные кинулись в депо, где стояли линейки и бочки,

другие — в конюшню, а кочегар Васильев — к похожей на большой медный самовар паровой машине.

— Дуй за кучерами! — оглянувшись по сторонам, торопливо приказал Мишке Геннадий Сидорович.— Увидишь коня с пятном на лбу, выводи. Выведешь, дуй к бочкам...

— Дяденька Сидорыч! — испуганно пискнул Мишка.

Но старший топорник, не слушая его, продолжал:

— И запрягай в одноконный ход, он у нас единственный, разберешься там... Ну, живо-живо, не лениво!

Сам Геннадий Сидорович побежал в депо. Мишка, глотая воздух, устремился было вслед за ним, однако около огромных распахнутых дверей старший топорник обернулся и, сделав страшное лицо, показал в сторону конюшни. Оттуда уже выводили белых лошадей. Глянув на них, Мишка обомлел: такой красоты он не встречал даже в хозяйстве Александра Гавриловича Побирского.

— Здорово! — вырвалось у восхищенного парня и, позабыв про страх, Мишка со всех ног помчался искать коня с пятном на лбу.