— Я ещё никогда не заходил так далеко без маски. Я чувствую, что должен вернуться. Простите, мисс Хикс.
— Что ж, так и быть! Тогда я пойду дальше одна, а ты оставайся в этом сыром, диком лесу, полным меков и…
Ганц громко взглотнул. Ветки за его спиной зашептались на ветру, и олень волей неволей догнал хитроумную Жанну.
— Пути назад уже нет, — добавила она, чтобы подкрепить робкие намерения Ганца и уничтожить быстро проклевывающие ростки сомнений, которые мешали тому храбриться. — Как ты и сказал, все деревья одинаковые. Они ничем не отличаются от того старого дуба, на котором вы с Семь живете.
— Вы меня не правильно поняли, мисс Хикс. Я боюсь не деревьев, как таковых, а их способность запутывать дороги.
— Иными словами — ты просто боишься потеряться? Что ж, ты не первый и не последний. Не отходи далеко, и всё будет хоро…шо.
В воздухе свистнула сталь, и мек средних размеров пробил под собой двухметровую яму, приземлившись прямо перед мордочкой кошки.
— Ну или не очень!
Механический паук потер челюстями, будто в задумчивости.
— Кажется, он не настроен агрессивно. Теория мистера Вулписа подтвердилась. Теперь, когда пугач не работает, меки не опасны. Главное, не вызывай их на…
— Получай!
—…Агрессию…
Ганц, привыкший по всемирно известным заветам считать меков порождением зла, пальнул в паука камнем и попал тому прямиком между глаз.
Для собственной безопасности меки были оснащены системой защиты, именно поэтому они всегда отвечали на нападения со стороны мистера Вулписа, по той же причине паук отреагировал и на выходку оленя.
Жанна уклонилась от паучьей выпада и впечатляюще легко пробежала по отвесному стволу ближайшего дерева и засела на ветке.
— Ганц, беги! — крикнула она, и тот побежал.
Он бежал до тех пор, пока копыта не отказали ему. Прижавшись спиной к стволу дерева, Ганц сперва прислушался, а потом и вовсе выглянул из укрытия. Паука он не увидел, зато его взору предстали древние столпы леса — посеребренные блеском тумана стволы деревьев, бирюзовые призраки вечнозеленых сосен, поглощаемые белым сиянием дня. Среди этого рассеянного света что-то вспыхнуло. Это отразились от гладкой стали солнечные лучи. Фигура паука перемещалась по вершинам деревьев, как вдруг ветки над головой Ганца затрещали и обвалились вниз. Олень не успел отреагировать. Ужас сковал его многотонной цепью. Одна ветка больно ударилась ему о спину, а другая — побольше — придавила ногу. Олень стиснул зубы в приступе боли и свернулся клубком, заслонил глаза копытом от наливающейся тени.
Он вновь ощутил себя маленьким и беспомощным олененком, каким его считали жители деревни, и сквозь звон в ушах услышал голос своей пожилой матушки:
— Хватит всего бояться, Ганц!
Матушка в его воспоминании выглядела красивее и моложе, чем тот запомнил ее. Ганц был младшим ребенком в семье, поэтому мать для него всегда была оленихой в возрасте. Охристо-коричневатые пятна шерсти на ее голове и спине выцвели, и вся она от рогов до копыт казалась будто созданной из пепла.
— А ну, вставай! — говорила она тоном, не принимающим отказа. — Если ты так и продолжишь отсиживаться дома, ничего толкового из тебя не выйдет. Одри уже нашел господина, к которому пойдет работать с зимы извозчиком. Клейтон тоже быстро учится. Ты же — не делаешь совершенно ничего полезного. Сидишь здесь в четырех стенах: без товарищей и без целей в жизни.
— Но я же помогаю тебе по хозяйству!
— Этого не достаточно. Я не буду жить вечно. Когда-нибудь тебе придется выйти в мир.
— Но, матушка, я не могу! — воскликнул Ганц. — Я не хочу выходить на улицу. Меня снова засмеют из-за моего копыта и закидают камнями! Никто не хочет со мной дружить, а на работу меня никуда не возьмут, потому что у меня больное слабые ноги.
— Они унижают тебя нисколько из-за дефекта, а сколько из-за твоего характера. Любой гражданин Малинового Королевства может быть полезным. Стоит только захотеть.
— Но не я, мама! Копытные годятся только для того, чтобы возить телегу. Разве не так говорил Ноттэниэль?
При упоминании этого имени мать скривилась.
— Ноттэниэль — рысь и прохвост! — резко ответила она. — Он ничего не понимает в жизни копытных. Вот увидишь, малыш Клейтон наверняка вырастет важным ученым господином, и никакой Ноттэниэль ему в подметки не годится!
Маленький Ганц с тревогой вылупился в окно — одинокое окно в их обветшалом, тесном домишке — и сердце его колотнуло. День середины осени задался на изумление солнечным и теплым, желто-красная листва без перерыва осыпалась с клёнов, образуя большие кучи, в которые прыгали с разбегу местные дети. Среди тех детей были братья Ганца — Одри и Клейтон. Они смеялись так громко, что у Ганца заложило уши. Одри был сильным. Клейтон — умным. Каким был Ганц? А Ганц был убогим.