Приключения Натаниэля Старбака

Джексон прищурился, а потом нахмурился, опустив глаза на грязь рядом со своими нескладными ботинками. Он явно обдумывал вопрос, и тщательно, потому что смотрел вниз, пожалуй, еще целую минуту. Один из адъютантов обратился к нему, но генерал раздраженно махнул рукой, показывая, чтобы его не беспокоили, а когда адъютант позвал снова, просто проигнорировал этого назойливого человека. Наконец, его живые глаза остановились на Старбаке.

- Большинство людей слабы, майор, а слабые всегда смотрят на сильных с завистью. Ваша задача - сделать их сильными, но в одиночку у вас это не выйдет. У вас в батальоне есть капеллан?

Старбак гадал, считает ли генерал, что Нат по-прежнему командует Легионом.

- Нет, сэр.

- Сэр! - снова позвал адъютант из-за орудий.

Джексон снова не обратил на него внимания.

- Овцам нужны пастыри, майор, - сказал он Старбаку, - а самая большая сила исходит из веры человека, а не от его мускулов. Господу известно, что я самый слабый из смертных! - провозгласил он решительным тоном человека, уверенного в праведности своей души. - Но Господь наложил на меня обязательства и дал мне силу, чтобы их исполнить.

- Сэр! Прошу вас! - адъютант шагнул ближе к Джексону.

Джексон сделал неожиданный жест, дотронувшись до руки Старбака.

- Помните, майор, - сказал он. - "А надеющиеся на Господа обновятся в силе: поднимут крылья, как орлы, потекут - и не устанут, пойдут - и не утомятся". Исаия.

- Глава сороковая, - отозвался Старбак, - тридцать первый стих.

Джексон улыбнулся.

- Я помолюсь за вас, майор, - обещал генерал и повернулся к адъютанту. Его улыбка тут же исчезла. - В чем дело?

Адъютант принес бинокль и протянул его генералу.

- Враг сдается, сэр, - объявил он, указывая в сторону осажденного города.

- Прекратить огонь! Прекратить огонь! - командир ближайшей батареи, не дожидаясь приказов, решил сам положить конец бомбардировке.

Джексон схватил бинокль, но даже без его помощи можно было разглядеть двух янки, идущих с белым флагом между дрейфующими клочками дыма. Янки держали грязный белый флаг, привязанный к шесту.

- Жалкая была оборона, - зло прорычал Джексон. - Им следует стыдиться, - он поспешил прочь, приказывая привести лошадь.

- Прекратить огонь! - прокричал другой командир батареи.

Расчеты мятежников на дальних холмах еще не заметили белый флаг и продолжали обстрел, пока сигнальщики своими флагами не передали сообщение о том, что враг сдается, и над покрытой пеленой дыма и израненной взрывами долиной постепенно установилась тишина, хотя и не полная, потому что издалека, с поглощенного жарким маревом севера, из-за реки и далеких холмов, доносился звук других пушек. Где-то шло сражение, но где, почему и кто его вел, никто в Харперс-Ферри не знал. 

***

 Бельведер Дилейни впервые наблюдал за сражением и находил это зрелище гораздо ужаснее того, чем он мог вообразить. Он поскакал к холмам, преграждавшим янки путь с востока, и прибыл как раз вовремя, чтобы стать свидетелем атаки Макклелана на южный проход из тех двух, что остались под охраной жалкой кучки войск мятежников. Благоразумие требовало, чтобы проходы защищало большее число людей, но Ли сделал ставку на привычное бездействие Макклелана, оголив оборону, чтобы направить больше людей в атаку на Харперс-Ферии.

Но Макклелан больше не бездействовал. Он знал, что в голове у противника, и теперь бросился вперед, чтобы сломить армию мятежников.

Дилейни, глядящему с высокого наблюдательного поста над перевалом, казалось, будто на широкую долину хлынула волна синих мундиров, как океанские волны накатываются на пляж. Разрушительная приливная волна пенилась дымом от разрывающихся снарядов янки, которые с пламенем обрушивались на оборонительные сооружения мятежников, а вслед за дымом безжалостно надвигались вперед длинные шеренги пехоты в синем. Дилейни находился слишком далеко, чтобы ощутить запах крови или разглядеть похожие на тяжелые канаты человеческие кишки, выплеснувшиеся на летнюю траву, но и в одном только шуме слышалось столько жестокости, что просто невозможно было это вынести. Грохот пушек оглушал и сбивал с толка, и что гораздо хуже, он не прекращался. Как можно было жить под таким обстрелом, Дилейни не мог себе представить, однако они жили, а периодический треск винтовок давал понять, что какие-то подразделения мятежников еще сопротивляются натиску янки.

Приливная волка янки не продвигалась вперед гладко, вообще-то, Дилейни даже казалось, что она накатывается с необъяснимой медлительностью. Он наблюдал, как шеренга пехоты идет в атаку под своими знаменами, а потом безо всякой очевидной причины останавливается, а солдаты припадают к земле. Пока всадники галопом мчались между наступающими войсками с какими-то бессмысленными поручениями, другая шеренга могла ринуться вперед. Лишь огромные орудия никогда не останавливались, наполняя узкий проход дымом, грохотом и ужасом.